Мальчишка знал, что не заслуживает жить. Почему никого не слушал? Почему не остановился? Сам виноват во всём, что случилось, сам должен заплатить за свою ошибку.

Он. Не последний из эльфов, что мог вписаться в его сказку.

Они замерли у светящейся линии, и мальчик отступил на шаг, словно предлагая эльфу сделать последний шаг.

Тот только коротко покачал головой, и чёрные волосы упали ему на лицо. Угловато — так умеют только остроухие, — улыбнулся.

— Иди.

— Я не могу. Это вы должны идти, — прошептал мальчишка. — Пожалуйста… Вы последний, кто должен…

— Иди, — строго промолвил он. — Иди и расскажи каждому, кому сможешь, что нет ничего страшнее эльфов.

— Но…

— Как тебя зовут, мальчик мой? — мужчина встал на колени, так, чтобы ребёнку не пришлось запрокидывать голову, чтобы смотреть ему в глаза. — Сколько тебе лет?

— Двенадцать.

— И как тебя зовут?

— Фир, — представился он уличной кличкой. Худые плечи эльфа вздрогнули, и он мотнул головой. — Фирхан.

— Фирхан, — мужчина мягко улыбнулся. — Иди, Фирхан. Они уже близко. Иди и сделай всё, чтобы больше ни один маленький мальчик не переступил порог Златого леса. Поведай им, какие чудовища живут здесь… Все эльфы. Все эльфы — чудовища.

— Но ведь вы погибнете.

— Иди. Только развяжи мне руки напоследок.

Он склонился, пытаясь раскрутить страшные пута. Возился с ними до ужаса долго — пока наконец-то путы не поддались.

Эльфы-охотники уже были совсем близко, и за редкими деревьями можно было разглядеть их силуэты. Всё ближе и ближе — никуда от них не спрячешься и не укроешься. Фирхану хотелось забрать его с собой, помочь, но он знал, что ничего не получится.

Охотники зарядили свои луки — собирались пронзить его, наверное, насквозь. Чтобы ослушавшийся королеву пал здесь, на границе, за миг до собственной свободы.

— Не все эльфы плохие, — прошептал он, глядя на спину мужчины, только теперь понимая, что она вся покрыта шрамами. — Вы — хороший.

Он сделал ещё один шаг назад — и оказался на лугу, прижимая к груди мужскую рубашку, увидев только вспышку — и как эльф раскинул руки, приветствуя свою смерть.

Не все эльфы плохие.

Но последний из хороших только что пал от стрел своих братьев.

Год 117 правления Каены Первой

Солнце в последний раз коснулось золотого листика. Луч тоскливо пробежался по стволу сияющего дерева, обогнул несколько выжженных туманом пятен, а после растворился в густых чёрных клубах мрака, тянувшегося от столицы. Серные тучи окончательно затянули небо, обращая сумрак в ночь, и только тоскливо засияло златое дерево на границе почти потухшего леса. Оно ещё успело впитать в себя свет, которого хватит на несколько часов — может быть, как раз кто-то вернётся с работы. Может быть.

Что сегодня вновь будут жертвы, понятно и так. Вопрос всегда только один: сколько? Это раньше спрашивали ещё, как страшно они будут умирать. Теперь это неактуально. Умрут все, а от тумана, от ночи или от королевы — это уже неинтересно. Если Каена захочет, она достанет каждого.

На улицах было тихо. Сквозь чёрный туман никогда не прорываются громкие звуки, трупы находят уже потом, когда слабое солнце вновь будит Златой лес — границу эльфийского королевства. И для этой деревеньки хорошо, если их будет три или два. Но сегодня не стоит ждать милости. Вчера умер только один. Сегодня погибнет минимум четверо.

Если не больше.

Каждую Шестёрку жертв было больше, чем обычно. Шестёрка замыкала круг, Шестёрка была выходным днём, и говорили, что пять веков назад, когда Златой лес сиял своими листьями, когда Деревья можно было увидеть на каждой улице, эльфы выходили на площади в городах или в деревнях и плясали. Пели. Радовались ещё одному прожитому дню своего давно забытого бессмертия. Но всё закончилось. Они смертны. Они могут умирать. Они умирают — слишком часто для того, чтобы у кого-то была надежда дожить хотя бы до сорока или пятидесяти.

Это не началось пять сотен лет назад. Не тогда, когда чаша бессмертия была переполнена, когда начали сыпаться листья со Златых деревьев. Конечно, говорили, что именно в тот день начался обратный отсчёт, но каждый в стране знал, что это не так. Они ведь жили. Мирно, счастливо жили — сто веков или сто лет, это не имело значения. Среди них ещё рождались одарённые, ещё были те, кто выбирался в человеческий мир и пел прекрасные песни о красе Златого Леса.

Песни пели и сейчас.

Но Златого леса больше не было.

Всё началось не пятьсот — сто семнадцать лет назад. Она вступила на трон, будто так и должно быть, вышла замуж за их правителя. Она стала их королевой.

Она выпустила туман на свободу. Запретила магию. Закрыла границу. Отобрала у эльфов последнюю возможность быть счастливыми. Последний шанс вернуть себе бессмертие. Но даже те сто лет, что были отпущены им свыше, она не давала прожить.

Шестёрка теперь была трауром. Все, конечно же, молчали. Никто не знал, что за твари рыскают во тьме, почему одни умирают от разрыва сердца, а вторые наутро приходят домой. Почему часть трупов такие, словно это просто уснувший живой человек, а часть разорваны зверьми на мелкие кусочки, так, что их узнают только потом, пересчитав выживших.