Шрифт:
Вечная мятежница,
Плачь и пой в исступленье.
С тобой мы
Навеки повенчаны,
Урагана южного пленница.
Вдохновенно
Мое сердце пронзаешь стрелой
Самой тонкой звенящей струны.
Гитара, монотонный голос певца, сапатеадо и пальмас звучали все громче, надрывнее. И когда они достигли невыносимой для зрителей высоты, Ульяна вскрикнула, словно протестуя, и замерла. Теперь живым было только ее лицо. Все чувства, которые она переживала в душе, отражались на нем, сменяя друг друга. Страсть, гнев, отчаяние, надежда… Не было только смирения.
О, гитара, заложница страсти,
испанского солнца сестрица!
Вспышкам молний
подобная,
Пряной нежности волнами
Меня обними,
Ты – вестник любви и свободы,
Словно жар-птица.
И снова первыми ожили руки. Прозвучали хлопки ладони о ладонь, каблуки выбили звонкую дробь. Все повторялось, как сама жизнь. Смерти, как и смирения, не было. Уже изнемогавшая, казалось, Ульяна снова воспрянула и была готова к новой битве, вдохновленная страстным призывом, звучавшим в песне Хосе.
Ты – окно из темницы на волю,
Ключи от оков,
Порыв раскрыть крылья,
В небе полет.
Я – струна твоего вдохновенья,
Исполненье мечты,
Отлученье от страха, сомнений,
Беспредел высоты!
Гитара смолкла. Голос певца затих. Танцовщица стояла в той же позе, с которой начинала свой танец. Вокруг было тихо. Раздалось только потрескивание дров в костре. И где-то звучал надтреснутый голос ночной птицы.
Тишина продлилась несколько мгновений, показавшихся Ульяне бесконечными. А затем зрители начали хлопать, топать ногами и кричать, выражая свой восторг. И даже Хосе встал, восхищенный танцем. А Мара подняла вверх сжатый кулак с выставленным большим пальцем.
Это был настоящий триумф. Но Ульяна осталась к нему равнодушной. Такое бывало и раньше. Но тогда, в прошлом, ей было этого достаточно. Она была юной и глупой. Теперь все было иначе. Фламенко стало только частью ее жизни. И не самой значимой.
Она нашла глазами мужа и сына. И только после этого почувствовала себя по-настоящему счастливой.
Глава 7.
Лейтенант Мигель Гарсия не любил сюрпризов. Поэтому он почувствовал раздражение, когда рано утром в воскресенье его вызвали на службу.
Приказ исходил от его непосредственного начальника. Однако если бы не мысль, что капитан Карлос Санчес хочет сообщить ему лично о том, что его рапорт наконец удовлетворен, и он переводится из Гражданской гвардии в Национальную полицию, то Мигель Гарсия проигнорировал бы этот приказ. На прошлой неделе Мигелю Гарсие исполнилось тридцать пять лет. И он понимал, что если в ближайшем будущем ничего не изменится, то ему придется распроститься с мечтами о Мадриде и до самой пенсии тянуть лямку в Лионе – заниматься опостылевшими мелкими правонарушениями и расследовать скучные банальные преступления, потому что в маленьком провинциальном городе других не бывает.
А он хотел много большего. Ему грезилась слава комиссара Мегрэ. Откровенно говоря, он даже хотел затмить ее. По мнению самого Мигеля Гарсии, для этого у него были все данные – привлекательная внешность, природное обаяние, незаурядный ум. И, что немаловажно, он не был обременен женой и детьми.
Но служба в Гражданской гвардии не позволяла ему проявить свои способности. В обязанности этого ведомства входило обеспечение общественной безопасности и дорожного движения, предотвращение преступлений, задержании подозреваемых лиц и прочая подобная мелочевка. Причем все это только в небольших городках и сельских населенных пунктах. Тогда как зоной ответственности национальной полиции являлись крупные города со всеми вытекающими отсюда для его карьеры последствиями.
Вот почему лейтенант Гарсия, услышав воскресным утром, в свой законный выходной, в телефонной трубке голос дежурного, который передал ему распоряжение капитана, поспешил в жандармерию, и не подумав сослаться на плохое самочувствие или что-то подобное. Он даже чувствовал радостное возбуждение, входя в кабинет начальника.
Но уже после первых слов капитана Мигель Гарсия испытал жестокое разочарование. Речь шла не о его рапорте, а о водителе, который умер за рулем своей машины, немного не доехав до замка тамплиеров.
Как и все жители Лиона, Мигель Гарсия знал об этом замке, являвшемся одной из местных достопримечательностей. Но он был уверен, что в Мадриде о замке тамплиеров ничего не слышали. Хотя бы потому, что подобных в Испании насчитывалось более двух с половиной тысяч. И все они были не более чем допотопными историческими реликвиями, пусть славным, но все-таки далеким прошлым Испании. А Мадрид, как и он сам, Мигель Гарсия, был устремлен в будущее. Как известно, в будущее не войдешь, не отряхнув, образно говоря, прах прошлого со своих ног.