Дальнейшие инструкции. Что за инструкции?

Продолжая говорить, я потихоньку поднял мантию и вытащил мобильный из кармана брюк.

После чего дал слово помощнику федерального прокурора Уиллу Хаббарду. Он уже не первый раз присутствовал на заседании, которое вел я, и сейчас степень скуки, которую выражало его лицо, едва не пересекала границу приличий.

– Благодарю вас, Ваша Честь, – сказал он, вставая. – Мне известно, что вы прочли все досудебные материалы, поэтому повторять их здесь нет нужды. Хочу лишь напомнить, что сразу после ареста мистер Скаврон категорически отрицал свою связь с вышеупомянутым тайником, в котором были обнаружены наркотики. Но уже через двадцать минут, надо отдать ему должное, радикальным образом изменил свою позицию и с тех пор последовательно признает свою вину, сотрудничая с властями. И хотя его показания не дали нам оснований произвести дальнейших арестов, их все равно нельзя не принимать во внимание. Кроме того, подсудимый выразил желание сдать экзамены по программе средней школы, что говорит о намерении начать в будущем новую жизнь законопослушного гражданина.

Все вышеперечисленное можно считать смягчающими обстоятельствами. Но есть и два отягощающих фактора. Во-первых, тайник с наркотиками и оружием он оборудовал в квартире двоюродной сестры. Поскольку у нее трое малолетних детей в возрасте до десяти лет, она наверняка очень расстроилась, узнав, что мистер Скаврон хранит у нее дома подобные вещи. Поэтому первоначально он обвинялся в том, что подверг опасности детей, но затем, когда мистер Скаврон признал вину, дело переквалифицировали.

После этого помощник прокурора повернулся к публике и жестом указал на белого мужчину средних лет, которого я заметил раньше, – темноволосого, с тонким носом и вытянутой головой. У сидевшей рядом с ним женщины, предположительно жены, были белокурые волосы, которые она красила, по всей видимости, в дорогом салоне.

Мужчина встал. Хаббард продолжал:

– Второе отягчающее обстоятельство, которое суд, Ваша Честь, обязан принять во внимание, заключается в том, что в партии наркотиков, о которой идет речь, были обнаружены смертоносные добавки. Правоохранительные органы обратили на нее внимание после нескольких случаев передозировки в академии Норфолка, один из которых привел к летальному исходу. Служба по борьбе с незаконным оборотом наркотиков взяла образец на экспертизу и обнаружила, что героин в этой партии разбавлен фентанилом, что сделало его вдвойне опасным по причине пагубного для организма взаимодействия этих двух веществ.

Белый мужчина уже стоял у перегородки, отделяющей места для публики от остальной части зала. На нем был светло-серый костюм. Из-под пиджака выглядывали манжеты рубашки с золотыми запонками.

– Ваша Честь, это дело коснулось многих семей, но одна из них пострадала особенно, – произнес Хаббард, – и я предлагаю вам, перед тем как выносить приговор, выслушать отца. Я приглашаю выступить перед судом Томаса Берда.

Вскинув к небу правую руку, Томас Берд поклялся говорить правду, только правду и ничего кроме правды, а под конец произнес традиционное «Да поможет мне Бог».

Сжимая в дрожащей руке листок бумаги, он занял место для дачи свидетельских показаний, вытащил очки для чтения и примостил их на кончик своего длинного носа.

– Ваша Честь, меня зовут Томас Берд. Я родился и вырос в Норфолке. Моя семья владеет сетью магазинов по продаже товаров для дома и несколькими ресторанами. Моего сына звали Дилан.

Звали Дилан. Думаю, в жизни мне не приходилось слышать ничего более тягостного – отец рассказывает о своем ребенке в прошедшем времени.

Томас засунул руку в карман пиджака, достал фотографию и поднял, чтобы я мог ее разглядеть. Это был портрет для школьного альбома – юноша с тонким носом и вытянутой головой своего отца.

– Дилан был замечательный парень. Я понимаю, что говорю сейчас как наивный отец. Но он никогда не доставлял нам с женой никаких неприятностей. В Академии Норфолка царят весьма строгие порядки, впрочем, вы наверняка и сами об этом знаете, а сын учился только на «отлично» и «хорошо». Был членом Почетного национального студенческого общества и играл в бейсбольной команде. А минувшим летом устроился на работу, стал красить дома, хотя мог без труда пойти в один из наших магазинов или ресторанов, где его не стали бы нагружать работой. Но Дилан стремился к самостоятельности, и я уважал его выбор. Он все лето упорно трудился, под конец смог купить себе подержанную машину и очень этим гордился. Как и мы все. Чтобы понять, о чем я говорю, вам достаточно представить семнадцатилетнего парня с машиной, купленной на кровно заработанные деньги.

Томас Берд судорожно сглотнул и опустил глаза на свои заметки.

– Ваша Честь, говоря по правде, я не знаю, о чем думал сын, принимая эти наркотики. Он был не из тех, кто покуривает травку или выпивает тайком от родителей. Мы еще с начальной школы вели с ним беседы о вреде наркотиков, и он прекрасно знал, насколько это опасно. Он… Не знаю, почему он это сделал, может, решил произвести впечатление на какую-нибудь девушку, может, просто из любопытства. И я не хочу его оправдывать за… за то, что он с собой сделал. Вы даже представить себе не можете, сколько раз за последние три месяца я рвал на себе волосы за то, что в тот вечер не остановил его, не запретил уходить из дома.

Жена Берда тихо всхлипнула и прижала ко рту платок.

– Нам с супругой… В конечном счете придется смириться с тем, что сделал наш сын. Это очень трудно. Но еще труднее смириться с мыслью о том, что человек, продавший ему этот… яд… будет и дальше наслаждаться жизнью, видеться с семьей и делать все то, что Дилан сделать уже не сможет. Мистер Хаббард сказал, что если бы не сделка с властями, у него мог бы быть шанс выйти на свободу, и я не знаю, как бы мы это пережили. Поэтому я ответил: «Хорошо, сделка так сделка». На что мистер Хаббард сказал, что он, вероятно, получит лет пятнадцать… Но суровая правда заключается в том, что даже через пятнадцать лет мой сын по-прежнему будет мертв.