Я любил её, а она отвечала мне безобидными шалостями.

Однажды Олеська стыбзила где-то тюбик клея и, презентовав его как гель для волос, решила сделать из меня цветочного эльфа. Погружённый в очередную халтуру и в предвкушение пятницы, я безропотно доверился юной фее, уповая на умеренную токсичность размазываемого желе. В какой-то момент руки Олеси погрузились в мои отнюдь не буйные кудри и больше оттуда не вынырнули. Любовь на этот раз оказалась у нас взаимной – не оторвать. Счастье, что «гель» не успел превратиться ещё и в тушь для ресниц.

Плач обманутого воображением ребёнка разбудил не только офис, но и мать внутри Дарьи Сергеевны. Её нарастающее приближение вернуло меня в реальность, а Константина Николаевича швырнуло в анабиоз. Ворвавшемуся архангелу покорился свет, угасли посторонние звуки, и в образовавшейся пустоте горькие всхлипывания ребёнка разорвали помутневшую тишину.

Открывшаяся величественному взору сцена по накалу страстей не уступала «Гамлету». Олеся, стоящая на стуле, вцепилась в мои волосы. Я, уже раскаявшийся в чём бы то ни было, обречённо склонил голову. И третий участник трагической истории – опустошённый тюбик клея, как финальный аккорд, объяснял суть пьесы.

Подхваченная невидимой силой Олеся опустилась на колени матери. Окружённая бережным кольцом её тёплых рук, девочка умолкала; хлюпала носом; хныкала, бултыхая ногами; жалобно о чём-то лопотала, силясь перешагнуть набежавшую икоту. Постепенно под колыбельное раскачивание и воркование детская возня стихла, и детёныш захрапел, уткнувшись в материнскую грудь.

Поток нежности захлестнул и мою приклеенную к ребёнку голову. Я плыл в мелодичном журчании перекликающихся голосов: далёкий, с нотками тоски – из беспечного детства; и живой, полный глубокой силы, равномерно окутавший беспокойную душу своего чада. Ни один герой, награждённый самой чистой любовью женщины, не получит того, что выливается на поцарапанную коленку ребёнка.

Дарья Сергеевна, чьи стать и натура, казалось, безвозвратно предназначены для покорения корпоративных просторов, чья ещё юная красота облечена в начальствующие доспехи, держа на коленях дочь, становилась обычной заботливой мамой.

Лёгкий пинок заставил меня бесшумно поднять взгляд. На языке жестов Дарья Сергеевна объясняла, что я должен оставить пока свою голову и смотаться за её помощницей или ещё чёрт знает за каким барахлом.

Я нащупал на столе мобильник и послала SMS-SOS Лиде. Надо сказать, что канцелярские ножницы не самый подходящий инструмент ни для стрижки овец, ни для декорирования кустарников. Кривая лесенка, по которой любопытные взгляды поднимались к выполотой макушке, привела коллег к бурному хохоту, идиотским шуткам и несвойственному креативу.

***

– Что притих, Новиков? Посидишь? Я тебя спрашиваю! – настаивала Лида на очевидности ответа.

Предложение «посидеть» никогда не вызывало у меня возражений. Но сегодня это означало, что у начальства особых претензий ко мне нет и на совещании я могу безнаказанно подглядывать за сценами офисного насилия.

– Да нет, наверное. На редколлегии кое-какие вопросы будут обсуждаться, – нерешительно отказался я.

– Идиот! – Лида презрительно поморщилась, дверь хлопнула, Константин Николаевич вытаращил на меня глаза.

Экзекуция

Редколлегия – красивое слово!

Кому-то за его фасадом видится группа школьников с цветными карандашами в руках, кому-то творческое чаепитие за обсуждением готовящихся публикаций, рассуждения о смыслах, гармонии или красоте. В нашем же случае это событие больше напоминает планёрку в строительном тресте, где из тебя выбиваются остатки того креатива, что вложили в тебя университетские профессора за стаканом портвейна. Начальство не любит терзаться в муках творческих поисков, а предпочитает критиковать бездарность с высоты своего профессионализма.

Ещё недавно кубометры «деревянного» заполняли всё пустое пространство, а сегодня его не найдешь даже в коробках из-под ксерокса. Да и коробкам уже лет десять, не меньше. Война на выживание развернулась между однотипными издательствами за души и кошельки уже вдоволь начитавшихся телезрителей. Новые рынки для кириллицы – вещь пока сюрреалистичная, а новые месторождения читателей истощаются ещё на стадии школьной программы. Вот и бродят наши агитаторы, переодевшись в домохозяек, уличных сплетниц, везучих простаков, и нашёптывают развесившим уши гражданам о тайных источниках вечной молодости или неиссякаемой удачи.

Помимо оплачиваемых «бродяг», газета укомплектована секретными фокус-группами, призвание которых – ставить оценки каждой статье, заголовку, фотографии и прочим типографским причудам. Не знаю, за какую мзду они читают нашу газету, но их выводы, совпавшие с неудачным тиражом, приводят к тем самым судным утренникам, в которые превратилась милая литературному сердцу редколлегия.

К десяти утра зал совещаний, по совместительству кабинет главного редактора, оброс кривыми стульями, обшарпанными креслами и прочей редакционной утварью, включая почти весь персонал.