Друзья, поначалу штурмовавшие палату, со временем перестали даже звонить. Только мама сохраняла бодрость. Как она всё успевала? Работала в школе, вела частные уроки – лечение стоило немалых денег – и каждый день приезжала ко мне. Её забота была такой естественной, будто ей и не трудно вовсе.

Она читала мне книжки, рассказывала о жизни, научила шить, вязать и плести всякие безделушки. Врачи говорили, что развитие мелкой моторики каким-то образом поможет мне встать. Знаю, звучит смешно. Рукоделием мама не ограничивалась. В моей палате перебывали и столичные врачи, и знахарки, и экстрасенсы. Первые накачивали дорогущими лекарствами, вторые – чудодейственными снадобьями и примочками. Экстрасенсы вещали про ауру, чакры, подключение к космосу. Только всё зря. Ничего не помогало.

Так прошёл год. Я начала привыкать к мысли, что моё будущее – будущее инвалида. С невозможностью выйти из дома, утками, жалостливыми взглядами и одиночеством. Наверное, так бы оно и было. Но потом… Потом кое-что произошло…

***

Кира замолчала. У неё задрожали губы, она вскочила, и в следующее мгновение хлопнула входная дверь.

– Елки-моталки, – сказал Макар. – Что там ещё могло случиться?

– Даже не представляю. Схожу, поищу её.

Я встал и поспешно вышел на улицу. Мне не пришлось долго искать беглянку. Она стояла на дорожном бордюре, обхватив руками предплечья. В очертаниях неподвижности её фигуры мне почудилась девушка, стоящая на краю крыши высотного здания и мысленно уже переносящаяся куда-то совсем, совсем далеко. Но мир не желал с ней расставаться, и склонившийся фонарь, казалось, умолял девушку остаться, передавая печаль в струйках дождя.

Я подождал несколько минут, она так и не шелохнулась.

Подошёл, тронул за локоть.

– Пойдём. Дождь. Простудишься.

– Иди, я скоро приду.

– Боюсь, что без тебя я не найду дороги домой.

Она шагнула с бордюра вперёд и упала мне на грудь. Даже не знаю, сколько мы так простояли.

Вернулись. Кира ускользнула в ванную, а я прошёл в комнату.

– Ну как? – спросил Макар.

– Нормально, – ответил я, затягиваясь измятой сигаретой.

Немного погодя приободрившаяся Кира заняла своё место.

– Простите, что испортила вам настроение.

– Да не бери в голову, – отозвался Макар, – откровенность не бывает лёгкой. А без неё и морду набить некому. Так ведь, прозаик?

– Чуть по-другому. Если люди не откровенничают, значит, они друг другу не доверяют.

– Значит, и дружбы нет без откровенности, – заключила Кира.

– В точку, – подтвердил Макар. – Если тебе трудно закончить рассказ, можешь не продолжать. Мы поймём.

– Да я уже почти все рассказала.

– Так и что тогда случилось? – спросил Макар.

– В смысле?

– Ну, ты сказала: потом что-то случилось.

– Да, случилось, – ответила Кира, – мне не хочется пока об этом говорить. – И, немного помолчав, продолжила: – После этого я встала. Не сразу, конечно. Ещё полгода ушло на то, чтобы ноги снова обрели силу. Со спортом пришлось проститься, но училище я всё-таки закончила. Так что я – профессиональный хореограф. Вот так!

– За это надо выпить, – воодушевленно предложил я.

– Обязательно, – поддержал Макар. – За хореографа. Ещё бы знать, что это такое.

– Это специалист по хореографии, – с напускной серьёзностью растолковал я.

– Ну, так это же совсем другое дело, – развёл руками Макар, – просветил. Можешь теперь толковый словарь написать.

– Это постановщик танцев, – улыбнулась Кира. – Я три дня, вернее, ночи, в стриптизе работаю, а по утрам в студии танца на полставки. Веду класс для детей младшей группы.

– Странное сочетание, – удивился Макар.

– Хореография – это моё призвание, моя жизнь. А стриптиз… это просто заработок. И без него я пока обойтись не могу. Будут деньги – открою свою студию, тогда и попрощаюсь с этой работой.

– А потянешь? – спросил Макар.

– Дети с радостью на мои занятия ходят. Я же невысокого роста и для них почти своя. После занятий девчонки даже домой не хотят уходить. Шушукаемся, болтаем с ними, учу их браслетики, колечки плести, косметикой пользоваться. Ведь для меня это тоже радость.

– А бухгалтерия, аренда зала, оборудование, персонал? – не отставал Макар.

– Придёт время – разберусь, – спокойно ответила Кира.

– Тогда удачи. А она тебе ох как понадобится. Но, по крайней мере, на нас с Сашкой можешь рассчитывать. Поможем, если что. Так ведь?

– Да без вопросов, – ответил я, понимая, что красивые фантазии все равно разобьются о реальность.

Наивность, святая вера, искренность не могут тягаться с глупостью, невежеством и цинизмом. Исход предрешён – зло победит. Почему же тогда мы верим в добро? Ещё один парадокс. Может быть, потому, что побеждая добро, зло пожирает и само себя? Или эти субстанции не водятся в чистом виде? Не знаю. Но, так или иначе, а этой фантазёрке стоит хотя бы попытаться помочь.

Прыжок веры