8

авиатор, перегнувшись через меня, накинул петельку из проволоки на какой-то самодельный стопор. Ну, чтобы я не выпал случаем по дороге.

Что-то дёргая, включая, переключая и бормоча себе под нос:

«Каброн, куньё, мьерда» (нехорошие слова, как я узнал потом) он ЗАВЁЛСЯ… и боком, подрагивая и скрипя, мы поднялись в воздух.

Прекрасная картина. Голубое небо с пёрышками белоснежных об- лаков, синий океан с барашками пены и.... и. пилот, увлечённо ковы-

ряющий свою ноздрю. О, Мадре Святая Богородица Мария! Уловив мой взгляд, наполненный муками, он движением другой руки изобразил международный знак «О’кей», не прекращая при этом увлекательные раскопки.

Пару раз наш самолётик чихал и кашлял, и пилот, тихо ругаясь, но, при этом ослепительно улыбаясь, для того, наверное, чтобы отсрочить мой инфаркт, что-то крутил и подкачивал, после чего самолётик опять ровно и довольно урчал.

Наконец, далеко внизу показалась земля. Ослепительно зелёный остров в окружении голубой воды. Пошли на снижение, и я закрыл глаза. Само приземление помню плохо. В памяти осталось, как я обнимал своего пилота после полета. Тогда я чувствовал, что этот пи- лот один из самых близких мне людей. Моё состояние было примерно таким же, как у пассажиров, которые благополучно приземлились в аэ- ропорту в старом советском фильме «Экипаж». Главное живы!

На подгибающихся ногах я шел в тропический рай, наполненный весёлыми людьми, яркими цветами, звуками бачаты, мельтешением колибри и парением солидных альконов (ястребы) над головой. Где каждый, незнакомый тебе человек, скажет: «Mi coraz'on» (ми курасон

– моё сердце), где нет зимы, сугробов и осенних насморков. Где солнце всегда встречает тебя в одно и то же время, а ночи наполнены благоуха- нием цветов и пением цикад. Это остров Эспаньола – мой дом.

9

иву я у самого синего моря, а если точнее, у самого Атлантического Океана, где не бывает зимы. И если бы я владел искусством телепортации, то отправился бы в холод, ровно на три часа, чтобы почувствовать полнее, насколько это здорово, когда круглый год тепло.

Засыпаю под шум прибоя, когда невидимые в густой Карибской ночи волны гладят прибрежный песок своими телами. Просыпаюсь под этот глухой и размеренный гул. Иногда, ночью, встаю и выхожу на террасу, чтобы полюбоваться звёздами. Тогда Океан невидим. Но я его слышу. Вдали мигает одинокий бакен, предупреждая редкие в этих водах суда о коварных коралловых рифах. Его огонёк убаюкивает меня, и я возвращаюсь в постель, окутанный запахами цветов иланг-и- ланга, водорослей, свежей воды.

Утром иду на берег, чтобы поздороваться с этим зверем. Иногда Океан ворчлив и неспокоен. У самого берега нагромоздил осколки мраморных и базальтовых скал, почёсывая о них свои крутые, пени- стые волны.

Но чаще мы замираем в восторге, когда жаркое Солнце тропиков, поднимается из-за горизонта. Это особые минуты.

Сначала всё пространство вокруг кажется серым. Скалы, пальмы, островки с нахохлившимися пеликанами на острых верхушках коралло- вых рифов. Волны накатывают на берег с сонным спокойствием, шур- шат галькой.

Но вот, наступает мгновение, которого ждут. Это мгновение сродни тому, когда, будучи ребёнком, достаёте из-под ёлки подарок. И вы ещё его не развернули, но полны предвкушения… – вот сейчас, прямо сейчас исполнится мечта. Сияющая и радостная, трепещущая, и не как у всех.

Именно это мгновение предшествует восходу.

Океан замирает, пеликаны поднимают мощные клювы и расправ- ляют серые крылья, пальмы прекращают бесконечный разговор изум- рудных крон.

Вдруг, золотом вспыхивает край неба, и прямо к моим ногам пробе- гает золотистая дорожка, как драгоценная лестница в небеса.

Крылья громадных птиц вмиг окрашиваются в нежные оттенки розового с золотым сиянием. Островки становятся изумрудными, а на груди иссиня-чёрных скал, вдруг, вспыхивают изломанными гранями кристаллы дымчатого кварца.

Мгновением позже весь мир взрывается множеством звуков после вынужденной задержки дыхания, поражённый красотой и грандиозно- стью картины.

Взлетают пеликаны и огромные крылья, как нож, взрезают золотое масло насыщенного солнечным светом воздуха.

Пальмы встряхивают зелёные кроны с шумным шелестом. Волны играют с камнями всевозможных расцветок и форм, порождая непере- даваемую словом музыку жизни.