Слушая Мартина, констебль блуждает взглядом по комнате и наконец останавливается на окне.

– Понятно, – все так же глядя в окно, отвечает полицейский. – Ладно, валяйте. – Он переводит взгляд на Мартина. В нем нет ни тени иронии.

– Хорошо. Как я уже говорил, упор на убийства делать не будем, но разумно было бы с них начать. Вы впервые разговариваете с прессой на эту тему, я правильно догадался?

– Если имеется в виду столичная, то да. Чуть раньше «Крайер» уже напечатал парочку моих цитат.

– Что ж, давайте начнем. – Мартин включает телефон на запись и кладет на стол. – Не обрисуете вкратце, что происходило в то утро? Где вы были, что случилось потом и так далее.

– Конечно. Как вы уже наверняка знаете, все произошло воскресным утром. Я в тот день не дежурил, просто подскочил на работу, чтобы разобраться с кое-какими делами перед церковной службой.

– В церкви Святого Иакова?

– Да. Я был здесь, сидел за столом. Утро выдалось теплое, но не такая жарища, как сегодня, так что окно было открыто. Совершенно обычный день. Время близилось к одиннадцати, я как раз закруглялся с делами. Не хотел опаздывать на богослужение. И тут раздалось что-то вроде выстрела, затем снова, однако я не придал значения. Может, двигатель в машине или детишки с петардами забавляются, всякое бывает. Потом донесся крик, мужской крик, и еще два выстрела. Тогда-то до меня и дошло. Я был без формы, но достал из шкафчика пистолет и вышел на улицу. Последовали еще два выстрела, один за другим. Прогудела машина, снова послышались крики – все со стороны церкви. Кто-то бежал к школьному двору, в мою сторону. Раздался еще один выстрел, и тот человек упал. По правде сказать, я не знал, что делать. Все казалось ненастоящим, просто дурдом какой-то.

Я вернулся сюда, позвонил домой сержанту Уокеру в Беллингтон и предупредил его. Затем надел бронежилет, вышел и по Сомерсет-стрит подбежал к упавшему телу. Это был Крейг Ландерс. Мертвый. Один выстрел в шею – и готово. Натекло много крови. Очень много. Я ничего больше не видел, никого не слышал. Крики заглохли. Наступила гробовая тишина. На Сомерсет возле церкви стояла машина, и еще несколько неподалеку, под деревьями на Темза-стрит. Я понятия не имел, сколько там людей. Между мной и церковью не было никакого укрытия. Чувствовал себя как на ладони. Подумывал сбегать обратно в участок, взять машину, но тут грохнул еще один выстрел. Вот я и пошел к церкви.

Подбежал к заднему фасаду и спрятался за ним, а потом вдоль боковой стены прокрался вперед. Когда выглянул из-за угла церкви, увидел тела. Трое на лужайке, еще одного убило через лобовое стекло машины. Все мертвые – к бабке не ходи. А на ступеньках церкви сидел священник, преподобный Свифт. Совершенно неподвижно, упер в землю приклад винтовки и смотрел в одну точку. Я вышел из-за угла, держа его под прицелом. Свифт повернулся ко мне, но больше никаких действий не предпринял. Я велел ему бросить винтовку и поднять руки. Он не шелохнулся. Я прошел на несколько шагов вперед. Пусть только попробует поднять винтовку, пристрелю не раздумывая, решил я. Чем ближе к нему – тем больше шансов попасть.

Полицейский рассказывает без эмоций, все время глядя на собеседника.

– Преподобный что-нибудь говорил? – интересуется Мартин.

– Да. Сказал: «Доброе утро, Робби. Я все гадал, когда же ты сюда доберешься».

– Вы были знакомы?

– Да, мы дружили.

– Вот как?

– Да.

– Ладно, а дальше что?

– Я приблизился на несколько шагов. А потом… как завертелось. Мимо церкви, по Темза-стрит, проехала машина. Я старался не обращать на нее внимания, но все же отвлекся. Не успел опомниться, как оказался на прицеле у Свифта. Он улыбался. Я хорошо запомнил ту улыбку. Спокойная такая. А потом он выстрелил, и я выстрелил. Зажмурился и дважды нажал на курок, а затем открыл глаза и нажал еще дважды. Свифт лежал на земле, в крови. Винтовка из руки выпала. Я подошел и отфутболил ее в сторону. Он там на ступеньках вроде как согнулся пополам. Я дважды попал ему в грудь. Не знал, что делать. Да и что я мог сделать? Просто держал его за руку, пока он умирал. Умирал с улыбкой на губах.

В маленьком офисе повисает тишина. Полицейский с напряженным видом смотрит в окно, на юном лбу пролегла тонкая морщинка. Мартин не торопится разрывать молчание. Он не ожидал такой откровенности.

– Констебль Хаус-Джонс, вы еще кому-нибудь рассказывали об этих событиях?

– Разумеется. Трем следователям и в офисе коронера.

– В смысле, другим журналистам или публично?

– Оно и так все выяснится в ходе судебного дознания. Месяца два осталось. Сержант Уокер предложил рассказать вам, но поставил условие – касаться только неоспоримых фактов.

– Значит, вы не разговаривали с моими коллегами? С Дарси Дефо?

– Нет.

– Ясно. В день стрельбы… что произошло дальше?

– Дальше? Ну, я какое-то время пробыл один. Наверное, люди еще прятались. Я зашел в ризницу и позвонил в Беллингтон по церковному телефону. Один звонок – моему сержанту, второй – в больницу. Затем вышел наружу и осмотрел тела. Постепенно из-за деревьев и машин появились люди. Мы уже ничего не могли сделать. Погибли пятеро, все от выстрела в голову, если не считать Джерри Торлини. Тот сидел в машине и получил свинец и в голову, и в грудь.

– Который выстрел его убил?

– Тот, что был первым. Обе раны смертельные.

– Кстати, а погибшие… они все здешние?

– Более или менее. Крейг Ландерс заправлял нашим универмагом. Альф и Том Ньюкирки владели смежными фермами сразу за Риверсендом. У Джерри Торлини был фруктовый магазин в Беллингтоне и орошаемый сад на берегу Мюррея. Хорас Гровнер был торговым представителем и жил в Беллингтоне. То есть все либо отсюда, либо из Беллингтона.

– Все примерные прихожане?

– Похоже, мистер Скарсден, вас повело в сторону. Вы расследуете стрельбу или пишете о Риверсенде?