Именно в силу нематериальной природы этой боли невозможно измерить ее интенсивность. Но характерно здесь вот что: она воспринимается самим суицидентом как непереносимая. «Когда возникает эта боль, – пишет Шнейдман, – ее субъективная реальность представляется бесспорной. И мысль о самоубийстве рождается, если боль становится непереносимой, и человек активно стремится к смерти, чтобы прекратить непрерывный поток осознания боли. Самоубийство является результатом трагедии, происходящей в душе человека» [11] , – делает вывод ученый.

Итак, перед лицом современного рационального мировоззрения феномен самоубийства со всей своей страшной и неумолимой силой свидетельствует о наличии таких явлений в жизни человека, которые, пренебрегаемые столь долгое время, начинают заявлять о себе, да еще в такой жуткой форме. Они встают перед современным обществом как страшная иррациональная загадка. Загадочность и непостижимость их для современного сознания, оторванного от опыта Церкви, кажется тем более устрашающей, что энергия падшего человека, освобожденная от сдерживающих начал Церкви, была направлена на обеспечение самых светлых и, казалось бы, цивилизованных форм жизни. А идеал цивилизованности – это, прежде всего, достижение максимального комфорта материальной жизни человека и всестороннее развитие душевной (но не духовной) жизни личности, освобожденной от религиозных «оков». И вот теперь «свободная» и «осчастливленная» всеми достижениями научно-технического прогресса человеческая личность почему-то отвечает на них таким загадочным и чудовищным протестом.

И еще один парадокс для современного мышления: статистика неумолимо свидетельствует, что эту самую жуткую форму неприятия жизни избирают именно люди, максимально восприимчивые к благам цивилизации и, казалось бы, призванные наслаждаться ими. Как показали исследования, «герой современного самоубийства – выходец из “среднего слоя”, т. е. потребляющий культуру» [12] . Большинство покончивших с собой имели хорошие показатели в учебе в годы своего пребывания в школе или институте, т. е. были достойными представителями цивилизации, исповедующей как идеал раскрепощение личности и свободу от всех запретов. Среди самоубийц очень маленький процент, например, бомжей или умалишенных. Почти всеми исследователями проблемы суицида также давно отвергнуто ложное представление, будто люди кончают с собой из-за неблагополучия в материальной жизни: нищеты, болезней и проч. Очень высок процент самоубийств в молодежной среде – наиболее жизнерадостной части общества, а потому, казалось бы, и наиболее жадной до благ цивилизации. И, наконец, поразительнее всего высокие показатели детского суицида. «По данным Института дошкольного и семейного воспитания РАО, сейчас в России более двух тысяч детских и подростковых самоубийств в год. Сегодня на одного детского психиатра в России в среднем приходится 26000 душ. По цивилизованным меркам – это запредельная цифра» [13] …. «Более 70 процентов самоубийств совершают дети из внешне благополучных семей» [14] .

Таков парадокс эпохи прогресса, отвергнувшей «устаревшие» христианские ценности: человек пытается построить рай на земле, чтобы в итоге попасть в ад. Что это – как не доказательство полной несостоятельности современного мировоззрения и смертный приговор пресловутым «общечеловеческим ценностям», в таком изобилии хлынувшим к нам с Запада с началом перестройки? Неудовлетворенные потребности человеческого духа, пренебрегаемые столь долго, заявляют о себе сегодня, на самом что ни на есть взлете человеческой цивилизации, такой непереносимой психической болью, которая превосходит любые формы физического страдания. «Попробуйте пообщаться с этими людьми (то есть с теми, которые пытались покончить с собой), – вам откроется такое, чего вы не увидите ни в одном фильме ужасов. Порой это целая вселенная кошмара!» [15] – признается один из врачей кризисного стационара Российского суицидологического центра К.Б. Гацолаев, психиатр с тридцатилетним стажем.

Наука с ее рационализмом не в силах объяснить, почему сознание современного человека вдруг превращается в «фильм ужасов», почему движение людей по пути прогресса, постепенного улучшения материальных условий жизни, сопровождается нарастанием и аккумуляцией душевной боли – этого страшного предвестника самоубийства. Ответить на эти вопросы невозможно, не прибегая к опыту и знанию Церкви. Поэтому основные черты самоубийства, обнаруженные современным американским суицидологом в процессе исследования множества случаев самоубийств, мы попытаемся рассмотреть в контексте православной антропологии.

Согласно учению Церкви, человек был сотворен с единственной целью: жить блаженной жизнью в самом тесном и органичном союзе с Богом – Источником жизни и блаженства всей твари. Вне Его может быть только вечное умирание и непрекращающаяся мука, так как люди, сотворенные для вечной жизни, после отпадения от Бога становятся заложниками вечной смерти.

Из этого предназначения человека – жить в Боге – вытекает очень важное следствие, а именно: человек не был сотворен как существо абсолютно самодостаточное и само по себе совершенное. Не существует так называемой «чистой» человеческой природы, т. е. такой, которая может существовать сама по себе, независимо от Бога. Человек может жить, развиваться и совершенствоваться во всей полноте своих природных потенций только при помощи Божественной благодати. Вне благодати человеческая природа не может существовать нормально. Благодать является как бы ее органической составляющей, ее «несущей конструкцией», делающей человека причастником жизни Бога – источника вечной и блаженной жизни. А благодать – это Божья любовь к человеку, воспламеняющая его ответную любовь к Богу в напряженном стремлении к соединению с любящим его и любимым им Творцом. Но через грехопадение «человек сознательно и добровольно нарушил союз любви с Богом – свою жизнь, силу и значение он перестал сознавать, чувствовать и полагать в Боге… Человек признал себя способным прожить самостоятельно, он полагал всю надежду на свои человеческие силы и средства без высшей религиозной поддержки, без непосредственной связи с Богом… Центр тяжести своей жизни он перенес на себя, вне живого, ближайшего отношения к Божеству… Этот акт самоутверждения был… заблуждением, ошибкой как сознания, так и воли человека… Вместо истинной жизни, к которой человек предназначен, для него началась жизнь нездоровая, ложная, мнимая, ведущая с неумолимою необходимостью закона к смерти и физической, и духовной, к вечной неудовлетворенности и страданиям» [16] .

Заменив объект своих естественных стремлений к идеальному – Бога – самим собой, от любви к Богу перейдя к самолюбию, человек полностью погрузился к сферу чувственной жизни. Свою природную жажду в духовном блаженстве человек стал реализовывать преимущественно через чувственные наслаждения и естественные потребности организма, которые обретают на этом пути уродливые формы. К такому гипертрофированному противоестественному удовлетворению телесных потребностей человека понуждают злые духи или демоны. Преподобный Максим Исповедник пишет, что «посредством [этих естественных желаний] действовала всякая лукавая сила, по страсти естества побуждая волю через естественные страсти обратиться к тлению неестественных страстей» [17] . В результате произошло тотальное и необратимое порабощение человека стихиями этого мира и, что самое главное, духами злобы поднебесной, которые гораздо могущественнее человека в его падшем состоянии.

Человек стал жить наперекор естественным законам своей собственной природы, и развитие пошло не на рост, а на убыль. Вместо того, чтобы черпать жизненную энергию из сферы духовной, человек возжелал обрести ее в сфере материальной, чувственной. Внутри человека появился роковой разлад. «Отказавшись от общения с Богом, но… не имея никакой реальной возможности отказаться вместе с тем от абсолютного характера своих духовных потребностей, человек оказался в безвыходном и самом жалком противоречии сам с собой, стал носить в себе внутреннее непрепобедимое раздвоение, вступил в сферу ничем не препобедимых противоречий мысли и жизни» [18] . «Не делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7, 15), – лаконично определил этот трагический разлад апостол Павел.