Я подхожу к зеркалу и смотрю на свое отражение: зрачки расширены, волосы хранят следы укладки (спасибо тебе, Тафт), на скулах горит румянец. Пижама вроде тоже ничего: короткие хлопковые шорты в полоску и такая же рубашка, купленные на зимней распродаже в Woman Secret. Не кружевной пеньюар, конечно, но имеем то, что имеем. Главное ведь, то что внутри. Всмысле, под ним.

Я выскальзываю в коридор и застываю, прислушиваясь к звукам. Ничего. Тишина. Нет, я отказываюсь верить, что он уснул. Встаю на цыпочки, как трусливый воришка, и крадусь к спальне Сергея, ощущая волнительное подрагивание рук. Трепетно и страшно, но назад я не поверну. Мы, рязанки, очень настойчивы в достижении своих целей. Провинция, что с нас взять.

Я берусь за ручку и, шумно выдохнув, чтобы заглушить любые сомнения, тяну ее вниз. К счастью, поддается. Смешно бы я выглядела, если дверь была заперта.

В комнате царит полумрак, нарушаемый лишь тусклым светом прикроватного светильника. В воздухе витает запах Молотова: древесная терпкость, перемежающаяся с прохладой работающего кондиционера. В поле зрения попадает широкая спина без рубашки. Молотов сидит на кровати, слегка сгорбившись, ладони подпирают виски. Думает? Уснул? Сражается с собой?

Я нарочно не придерживаю за собой дверь, и она захлопывается с глухим звуком. Рельефные плечи на секунду напрягаются, Сергей поворачивает голову и смотрит на меня. Молча.

– Я боялась, что ты спишь, - мой голос немного охрипший, но, к счастью, не звучит заискивающим или испуганным.

С тяжелым вздохом Сергей поднимается с кровати и разворачивается ко мне. Бог мой, ну и тело у него, а... Никогда такого красивого не видела. Вру, видела однажды в бассейне, но это тоже было его тело. Его шесть выступающих кубиков, его широкие плечи, его тугие вены на бицепсах. Охх.

– Для чего ты пришла, Юля?
– если бы голос Молотова не звучал так ровно, я бы подумала, что он в бешенстве. Лоб напряженный, скулы тоже, взгляд мрачный.

– Ты знаешь, для чего.

– Тебе двадцать один, мне тридцать девять. Я живу в другой стране, из которой уезжать не планирую. Ты так или иначе связана с моим сыном. Поэтому повторю вопрос: для чего ты пришла?

Расклад, конечно, так себе, но ничего нового Сергей мне не сказал. Я и так все сама знаю. Но меня тянет к нему, а его тянет ко мне. Бороться я пробовала, и, кажется, устала.

А так как ничего путного мне в ответ не приходит, я решаю действовать: перемещаю пальцы на верхнюю пуговицу пижамы и начинаю ее растегивать. Пуговиц всего четыре, так что вряд ли Сергей успеет меня остановить. Но он и не пытается. Молча смотрит, как я расправляюсь с последней, и по очереди освобождаю руки. Секунда - и рубашка валяется на полу. Стыдится мне нечего: грудь у меня высокая и красивая. К тому же, в комнате прохладно, а я возбуждена. Все как нужно.

За несколько мгновений, что я стою полуголой, мне становится нечем дышать. Сергей стоит на расстоянии двух метров, а я чувствую его обжигающий взгляд кожей, от чего соски начинают ныть.

– Ты же за утешением пришла, - хрипло говорит Молотов, переводя горящий индиго-взгляд на мое лицо.
– Я, Юля, в сексе привык только брать и на утешение не способен.

А вот на это у меня, к счастью, ответ находится.

– И снова ты ошибаешься на счет меня, Сергей. Мне твои утешение и жалость не нужны. Я здесь не для этого.

И все равно не шевелится. Скала, а не мужик. Но черта с два я отсюда уйду. Потому что даже в темноте и через брюки вижу, что он меня хочет. Да, такую скалку не спрятать.

Поддеваю большими пальцами резинку хлопоковых шорт и тяну их вниз под пристальным взгляд Сергея. Господи, никогда не раздевалась для мужчины. Они обычно сами хотят меня раздеть. Сергей в брюках, а я полностью голая. Ох, надеюсь он меня не выставит в коридор. Это будет эпик фейл.

Я переступаю через упавшие шорты и иду к нему навстречу. Смущение? Не, не слышала. Не тогда, когда он смотрит на меня так, словно готов проглотить. Его смуглая кожа - магнит и меня к нему тянет. Хочу его руки на себе и мужскую жадность. И потому продолжаю идти. Один шаг, два, три, четыре. Задираю подбородок и смотрю ему в глаза. Падаю в них, тону, захлебываясь почерневшей синевой.

– Пожалеешь ведь, дурочка, - коротким движением вперед Молотов преодолевает последние сантиметры, разделяющие нас. Теперь его грудь прижата к моей: обжигает и распаляет. Одна ладонь на пояснице, другая сжимает мой затылок. Шершавая щетина царапает подбородок, пряное древесное дыхание проникает в ноздри одновременно с вторжением языка в мой рот. Я обвиваю его шею обеими руками и жадно отдаюсь нашему слиянию: жмусь к нему сильнее, целую глубоко и страстно, как чувствую. Мычу, охаю, всхлипываю. Быть тихой не получается: мосты рушатся, плотины прорываются, а я схожу с ума. От того как жадно руки Сергея скользят по моему телу, изучая его: трогают лопатки, спускаются вниз по позвоночнику, помечая каждый сантиметр страстью. Как обхватывают мою задницу, так что она, кажется целиком помещается в его ладонях, и и силой стискивают. Это точно не утешение. Слава богу.