Пока комары терзали римские армии, сражавшиеся на фронтах и полях дальних уголков империи, на Апеннинском полуострове насекомые обратили свои отравленные стрелы против самого Рима. Для Рима комары были спасителями и убийцами – тайными ночными союзниками. Как бдительные защитники, комары продолжали патрулировать Понтийские болота, защищая Рим от захватчиков. Но в то же время они не щадили и тех, кого защищали и за чей счет жили. Малярийные комары постепенно подтачивали основы Римской империи, вытягивая жизнь из ее подданных. Развитие инженерного дела и сельского хозяйства превратило комаров из друзей во врагов. Так римляне подготовили собственное падение.

По иронии судьбы любовь римлян к садам, водоемам, фонтанам, баням и прудам в сочетании со сложной системой акведуков, частыми наводнениями и периодом глобального потепления обеспечили идеальные условия для размножения комаров. То, что служило украшению городов, превратилось в смертельные ловушки [25] .

Город рос. За два последних века до н. э. его население с двухсот тысяч увеличилось до миллиона и продолжало расти. Стремительная вырубка лесов и развитие сельского хозяйства еще более способствовали размножению комаров в окрестностях города и на Понтийских болотах. «Римляне не просто меняли ландшафты, они навязывали им свою волю… Вторжение человека в новую среду – опасная игра, – пишет Кайл Харпер. – Римскую империю ожидала жестокая месть природы. И главным орудием мести была малярия. Распространяемая комарами малярия стала вестником смерти римской цивилизации… и превратила Вечный город в малярийное болото. Малярия стала ползучим убийцей, она проникала в города и деревни – всюду, где могут жить комары Anopheles».

Это пренебрежительное прозвище было вполне заслуженным.

Рим постоянно подвергался серьезным эпидемиям малярии. После великого пожара в Риме при императоре Нероне в 65 г. н. э. по Кампанье пронесся ураган. Влажность резко повысилась, а вместе с ней увеличилась численность комаров. Эпидемия малярии унесла жизни более 30 000 человек. Теперь комары атаковали уже сам Рим. Как пишет римский сенатор и историк Тацит, «дома были наполнены безжизненными телами, а по улицам тянулись погребальные процессии». В 79 году после извержения Везувия, погубившего Помпеи, малярия вновь обрушилась на Рим и его окрестности. Люди бросали поля и деревни, особенно в Кампанье. Тацит писал о беженцах и местных жителях, которые, «не заботясь даже о собственной жизни, в больших количествах скапливались в нездоровых районах Ватикана, и это приводило ко многим смертям». Огромные просторы изобильных сельскохозяйственных земель в непосредственной близости к Риму, Кампанья и Понтийские болота, оставались источником опасности, пока дуче Бенито Муссолини перед Второй мировой войной не осуществил грандиозный план рекультивации этих территорий.

В свете природных катастроф сокращение сельскохозяйственных земель в непосредственной близости от Рима вело к расширению болот и усилению эндемичной малярии. Кроме того, растущему населению города хронически не хватало еды.

Общество и его экономические, сельскохозяйственные и политические придатки не могли процветать и даже поддерживать статус-кво, когда вокруг свирепствовала малярия. Римское общество трещало по всем швам, менее половины родившихся младенцев доживало до сознательного возраста. А продолжительность жизни тех, кому повезло, колебалась от двадцати до двадцати пяти лет. Надпись на могильном камне жены центуриона Ветурии описывает жизнь обычной римлянки: «Здесь лежу я, прожив двадцать семь лет. Я была замужем за одним мужчиной шестнадцать лет и родила шесть детей, и пять из них умерли до моей смерти». Зловещую малярию усугубили катастрофические эпидемии чумы, которые парализовали Римскую империю и остановили развитие политической и социальной жизни.

Римский историк Тит Ливий, живший на рубеже тысячелетий, перечисляет не менее одиннадцати эпидемий за время существования республики. Две из них разразились в самом сердце империи. Первая пришлась на период с 165 по 189 г. н. э. Болезнь принесли армии, вернувшиеся из неудачного военного похода в кишащую комарами Месопотамию. Чума Антонина (или чума Галена, впервые ее описавшего) распространилась по всей империи, словно лесной пожар. Сначала она поразила Рим, а потом охватила всю Италию. Эпидемия привела к значительной депопуляции и вторжению орд кочевых беженцев и бродячих мигрантов. Болезнь забрала жизнь императоров Луция Вера и Марка Аврелия, фамильное имя которого, Антонин, стало неразрывно связано с болезнью. Затем эпидемия распространилась на севере до Рейна, на западе до берегов Атлантического океана, а на востоке достигла Индии и Китая. На пике эпидемии в одном лишь Риме каждый день умирало две тысячи человек. Судя по римским архивам и трудам Галена, уровень смертности достиг 25 процентов, и это дает основания предположить, что всего в Римской империи погибло до пяти миллионов человек. Высокая смертность говорит о том, что этот патоген ранее был неизвестен в Европе. Гален дает описание симптомов, но они на удивление расплывчаты. Истинная причина эпидемии остается загадкой; скорее всего, речь шла о черной оспе либо о кори.

Вторая эпидемия, получившая название чумы Киприана, зародилась в Эфиопии, распространилась в Северной Африке, на восточных окраинах империи, а затем в Европе, достигнув Шотландии. Временные рамки – 249–266 гг. н. э. Эпидемию назвали в честь святого Киприана, католического епископа Карфагена. Он описал разразившуюся катастрофу. Смертность составила 25–30 процентов.

Каждый день в Риме умирало около пяти тысяч человек.

От болезни скончались императоры Гостилиан и Клавдий Готский. Общее количество умерших неизвестно, но, по некоторым оценкам, болезнь унесла жизни пяти-шести миллионов человек, что составляет треть населения империи. Эпидемиологи полагают, что чума Антонина и Киприана стали первыми зоонотическими болезнями – оспа и корь впервые передались от животных человеку. Другие считают первую эпидемию волной одной или обеих болезней одновременно. Вторую же эпидемию, чуму Киприана, они считают переносимой комарами геморрагической лихорадкой, сходной с желтой лихорадкой, или геморрагическим вирусом, напоминающим жуткую эболу (эта болезнь комарами не переносится).

Справиться с последствиями этих эпидемий в сочетании с вездесущей малярией было невозможно. Римская империя взорвалась изнутри, и ничто не могло спасти эту супердержаву. Нехватка людей для сельского хозяйства и римских легионов сильно ослабила власть Рима над выжившим населением. Огромная империя рушилась и рассыпалась на глазах. Кроме массовой гибели населения или из-за нее, кризис III века привел к повсеместным бунтам, гражданской войне, убийствам императоров и политиков военными, а также к тотальному и садистскому преследованию христиан – из них сделали козлов отпущения.

Это неконтролируемое гедонистическое насилие сопровождалось экономическим спадом, землетрясениями и природными катастрофами. Кроме того, примерно в 350 году началась эпоха Великого переселения народов, и проблемы империи еще более усугубились вторжениями перемещающихся внутри имперских границ этнических групп и нападениями извне. На сей раз генерал Анофелес сыграл спасительную роль, остановив массу захватчиков и отсрочив неизбежный конец (которому он, кстати, в немалой степени способствовал) – падение Римской империи.