Когда появился аспидин, земной океан был довольно безжалостным местом. В нем обитали хищники с клацающими ротовыми придатками, сжимающимися конечностями и фасеточными глазами, мгновенно хватающие проплывающую сквозь толщу воды добычу. У панцирных животных было больше шансов выжить и передать свой случайный анатомический дар потомкам. Позвоночные упустили шанс обзавестись гибкими ороговевшими раковинами, когда их древние предшественники отделились от последнего общего с членистоногими предка более 558 миллионов лет назад (18). Кость стала совершенно новым ответом на опасности, грозившие нашей далекой родне, благодаря изобилию CaCO3 – карбоната кальция, попадавшего в море с движущихся, размываемых водой и разрушаемых ветром континентов. Жизни нужна была броня для защиты, и вокруг хватало свободного материала для ее образования.

Со временем кость превратилась из жесткой ткани в нечто более гибкое, более активное, способное менять свою форму и восстанавливаться после травмы. Впервые эта особенность появилась у группы рыб под названием «остракодермы», или «щитковые» – представьте себе бронированного головастика, и вы более-менее поймете, как они выглядели, – как в их внешнем скелете, так и в защитной оболочке вокруг их крошечного мозга. И кость возымела грандиозный успех. Древние моря вскоре наводнили всевозможные странные рыбы с костяным покровом. Коп сам лично дал некоторым из них названия, например антиархам. Это были панцирные рыбы, напоминавшие своим видом робот-пылесос с торчащим сзади хвостом: они всасывали небольшие кусочки пищи своим пока еще лишенным челюсти ртом. Но все только начиналось. С появлением кости открылась дорога и для челюстей. Рядом с антиархами плавали и куда более устрашающие артродиры – рыбы, облаченные в броню из костяных пластин, которые умели еще и кусаться. Самым знаменитым их представителем был дунклеостей – хищник размером с белую акулу с мощными челюстями, напоминавшими гигантский антистеплер. Но имелись и менее грозные гиганты вроде титанихтиса, схожего размером со своим устрашающим сородичем, однако с куда более скромными челюстными пластинами, из-за которых ему для питания приходилось довольствоваться процеживанием морской воды вместо пережевывания какой-нибудь крупной добычи.

Как и в случае с костями и скелетом, история происхождения челюстей не была идеально гладкой. Палеонтологи и анатомы по-прежнему не могут сойтись во мнении относительно того, как изначально сформировались эти неотъемлемые составляющие нашего с вами тела – стали они модификацией жаберных дуг древних рыб или образовались как-то иначе. Как бы то ни было, независимо от того, какую правду в итоге поведает нам палеонтологическая летопись, челюсти – это чертовски удобный механизм. У первых рыб были лишь отверстия, в которые они засасывали пищу. Наличие челюстей позволяет их обладателю контролировать, что поступает ему в рот. Кроме того, челюсти участвуют в дыхании, причем как в воде, так и на суше, – если акулы сжимают свои челюсти, отдыхая на морском дне, чтобы пропустить через жабры воду, то человек после пробежки широко открывает рот, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Без челюстей не было бы никаких марафонов, и если бы этот инструмент так никогда бы и не появился, роман Питера Бенчли «Челюсти» пришлось бы переименовать во что-нибудь вроде «Глоточная щель» или просто «Дыра» – понятное дело, эффект уже не тот.

Простейшие элементы скелета, из которых могли сформироваться первые челюсти, существовали на протяжении многих лет, однако для появления этого эволюционного новшества были необходимы предварительные изменения. Череп должен был сначала перестроиться, чтобы освободить место для подвижного рта, включая отделение носовых каналов друг от друга, а также от соединяющейся со ртом трубки под названием «назогипофизарный канал». Реорганизация черепа должна была произойти прежде, чем появилась перспектива начать кусаться, и благодаря недавно найденным окаменелостям нам кое-что известно про эти изменения.

Ключевым персонажем здесь стала ископаемая рыба под названием Entelognathus primordialis (19). Ее имя в переводе означает «первичная полная челюсть», и Entelognathus определенно ему соответствовала. 419 миллионов лет назад Entelognathus жила как раз в эпоху формирования челюстей, однако ее архаичная анатомия сохранила некоторые переходные черты, показывающие этот процесс. Ее скелет, составлявший всего десяток сантиметров в длину и сохранившийся во всех трех измерениях, напоминает черепаший панцирь в форме рыбы, только без черепахи внутри. Форма рыбы определялась строением ее шершавых внешних костей, а под тупой мордой располагалась маленькая челюсть. Даже в те далекие времена у этой рыбы уже были предчелюстная кость, верхняя челюсть и зубная кость – ключевые кости челюстей, – наблюдаемые у костных рыб и их потомков, включая нас. Таким образом, Entelognathus является одним из первых представителей челюстноротых – позвоночных с челюстью.

Сейчас мы придаем большое значение нашей связи с этой ископаемой рыбой, но после своего появления челюсти отнюдь не сразу обозначили поворотный момент в эволюции. Первые челюстные рыбы не стали носиться, проглатывая всех вокруг. Как часто бывает, все изменило одно непредвиденное обстоятельство. Со временем и благодаря массовому вымиранию, стершему с лица земли многих бесчелюстных рыб, челюстноротые стали самой разнообразной группой существовавших тогда позвоночных. А с появлением челюстей стали возможными и зубы.

По происхождению зубы и челюсти тесно связаны друг с другом. Уже в те времена не только костные пластины защищали наших древних позвоночных предков от опасностей окружающего мира – появились примитивные версии тканей, из которых состоят наши зубы. Костные панцири первых бесчелюстных рыб зачастую были усыпаны кусочками веществ – предшественников дентина и эмали, представляющих собой более твердые ткани с большим содержанием минералов (вот почему наши зубы так хорошо кусают). И когда сформировались челюсти, зубы не заставили себя долго ждать. Случайно найденные окаменелости продемонстрировали, как это произошло.

Вид Compagopiscis обитал 420 миллионов лет назад, когда челюсти уже вовсю процветали (20). Эта рыба была одной из панцирных – устрашающих пловцов вроде дунклеостея, у которого режущие края челюстей состояли из костной брони, а не из традиционной зубной ткани, такой как эмаль. Когда же палеонтологи воспользовались мощной рентгеновской томографией, чтобы заглянуть внутрь челюстей молодой особи этого вида, то все-таки обнаружили там самые настоящие зубы. У маленьких шипов было твердое внешнее покрытие из дентина и даже пульпарная камера для питания зуба. С учетом того, что у взрослых особей все это отсутствовало, исследователи сделали однозначный вывод: у представителей Compagopiscis все-таки были зубы, однако они изнашивались в процессе старения, и роль острых шипов брала на себя челюсть, твердая кость которой принимала основную нагрузку. Это открытие добавило убедительности идее о том, что, подобно кости, зубы зародились снаружи. У первых костных рыб были ткани, схожие по строению с дентином и эмалью – твердыми тканями, из которых состоят сердцевина и внешняя оболочка наших зубов соответственно. Шипы из этих тканей высовывались из костяной брони. Они не двигались, зато впивались в любого хищника, осмелившегося разинуть на них свою пасть. Когда позвоночные начали избавляться от своей зубастой брони, эти шипы остались по краям зарождающейся челюсти. Потребовались миллионы лет, чтобы они превратились в постоянные дополнения, служившие животным на протяжении всей их жизни, однако, как показали юные представители Compagopiscis, зубы появились вскоре после того, как животные на Земле впервые начали кусаться.