Дома старичок-лекарь — звали коего, хотя это и несущественно, Олаус Фиан, — придя в себя и облачившись сообразно случаю, отправился к герцогу Нейсу, который, помимо секуративной практики, ведал и вопросами медицины.

В приемной герцога старичок промаялся довольно долго, хотя и объяснил секретарю, что в столь позднее время не явился бы без сугубой нужды. Секретарь все одно, зевая, уверил просителя, что герцог примет хире Фиана только после пробуждения, завтрака и туалета, а чума, коли таковая уже наличествует, все равно никуда не денется.

Наконец герцог соблаговолил выслушать Фиана и, несмотря на достославную свою глупость, вызвал лейб-медиков Охастуса, Тиббера и Оббе и велел следовать с хире Фианом, дабы на месте засвидетельствовать случай смерти от чумы, коли таковая в самом деле имеет место быть.

Прибыв в трупохранилище, достойные хире обнаружили там уже не одно, а добрую дюжину тел, имевших все признаки чумного поветрия; разумный же юноша Аксель Твиде оставил свое место и бежал прочь от смертельной заразы, побросав не только кожаный фартук, служивший ему рабочей одеждою, но и научные трактаты.

Тогда-то хире Тиббер и бросился в полубеспамятстве прямо в Залу Советов, ибо хорошо помнил, как в годы его юности чума выкосила добрую четверть населения королевства.

Трупы в те страшные времена оставались лежать в домах, и ни один священник, ни один родственник — сын ли, отец ли, кто-либо из близких — не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мертвых. Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь.

На переполненных кладбищах при церквях рыли преогромные ямы и туда опускали трупы целыми сотнями. Клали их в ряд, словно тюки с товаром в корабельном трюме, потом посыпали землей, потом клали еще один ряд — и так до тех пор, пока яма не заполнялась доверху. Предложение сжигать тела всех умерших не встретило понимания, посему в кострах горели лишь люди без роду и племени, у которых не обнаруживалось родственников.

В панике одни люди запирались в домах, ожидая, что будет. Другие предавались безудержному разврату. Третьи бежали — в тщетной надежде спастись.

Покойный Тиббер имел все основания полагать, что и на этот раз случится так же. Беда не заставила ждать: то там, то тут объявлялись новые и новые больные — больные именно чумою, и ничем иным.

Заболевание начиналось внезапно: человека охватывала лихорадка, он весь горел, словно объятый пламенем. Страшные головные боли одолевали его, и ничего из съеденного, даже глотка воды, не мог он удержать в себе, изблевывая наружу. Без сна и покоя метался несчастный на своем ложе, не узнавая окружающих и наблюдая вокруг себя ужасных чудовищ и демонов.

На коже появлялись красные пятна, быстро превращавшиеся в пузыри с гнойным содержимым; полопавшись, такие пузыри образовывали незаживающие язвы. Многие жутко кашляли, и с дыханием и хрипом выделялась у них обильная мокрота, порою сплошь состоящая из крови.

Беда была в том, что никто не ведал лечения чумы. Исходящие из народа и от нюклиетов способы лечения травами и родниковой водою не приносили плодов, и люди все равно погибали, лишь продлевая свои страдания, но нисколько не излечиваясь. Зачастую заболевшим чумою пускали кровь, что отнюдь не помогало, а наоборот, убивало их — впрочем, сие деяние было даже благим, ибо избавляло несчастных от излишних мук.

В первый же день после объявления о пришествии чумного поветрия специальным королевским указом велено было лекарям всех рангов и достоинств не покидать столицы под страхом немедленной смерти через удавление. Тому же, кто изыщет лекарство от чумы, пресветлый король обещал единовременное вознаграждение в сто тысяч монет, ежемесячную пенсию еще в десять тысяч и дом с прислугою.

Однако ж покамест лекари появлялись, чтобы в очередной раз обнаружить преужасные чумные пузыри и язвы, и никакие мольбы заболевших, никакие посулы денег не могли отсрочить неизбежный приход смерти.

Вид лекарей, с факелами в руках пробиравшихся по сумрачным улицам, внушал неизбывный ужас. Облачены они были в платье из плотной кожи, что покрывало туловище с головы до пят; полагали, что такое одеяние способно защитить от заразы. Лицо укрывала кожаная же маска, укрепленная при помощи ремешков и резинок; в большой клюв маски клали приятно пахнущие травы для фильтрации заразы, передающейся, как полагали многие ученые, по воздуху; в руках лекарь имел жезл, а в жезле — ладан, который, как верили, может уберечь от нечистой силы. В отверстия маски, назначенные для глаз, вставляли стеклянные линзы, и оттого казались врачеватели совершенными страхолюдами.