Шрифт:
Чудов монастырь. Приезд Императорской Семьи. Впереди – братия обители
15 августа 1917 года в день Успения Пресвятой Богородицы в Успенском Соборе Кремля открылся Всероссийский Поместный Собор. Многие соборяне поселились в митрополичьих покоях Чудова монастыря. Среди них были: митрополит Петроградский Вениамин (Богоявленский) – будущий священномученик, старец Зосимовской пустыни Алексий (Соловьев), архиепископ Гродненский и Брестский Михаил (Ермаков), архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий), епископ Белостокский Владимир (Тихоницкий), епископ Дмитровский Иоасаф (Калистов) и другие. На епископа Арсения и архимандрита Серафима легла забота о гостях. Особенно радовался отец Серафим тому, что Господь сподобил побыть ему рядом с духовным отцом – иеромонахом Алексием. В свободное время старец очень любил слушать духовные напевы Страстной седмицы, исполняемые на фисгармонии, особенно «Тебе одеявшуся светом, яко ризою». Владыка Арсений (Жадановский) вспоминал, что, несмотря на уговоры братии никуда не выходить из дома в те страшные, октябрьские дни 1917 года, отец Алексий, тем не менее, под пулями шел на заседания Собора… На все увещевания он отвечал: «А что мне скажут святые отцы? И схимник не пришел, убоялся смерти. Мне стыдно будет получать дневное содержание, положенное членам Собора».
Чудов монастырь
Когда начался обстрел Кремля (25 октября 1917 года), проживающие в Чудовом члены Собора и вся братия, во главе с епископом Арсением и архимандритом Серафимом, спустились в подземный храм Патриарха Ермогена (он был устроен под церковью Архангела Михаила в мае 1913 года, в год канонизации святого).
Сюда, где 300 лет назад томился заточенный поляками Владыка Ермоген, были перенесены в простом деревянном гробе и мощи Святителя Алексия, Митрополита Московского – основателя Чудова монастыря [14] . Пламенная молитва день и ночь возносилась ко Господу в подземном храме. Архимандрит Серафим после Богослужения в Ермогеновской церкви поднимался к себе в келью и молился там. Однажды один иеромонах поведал батюшке, что, войдя в его келью, увидел Преподобного Серафима Саровского, который быстро вышел в соседнюю комнату, где была икона святого… Это видение поразило будущего епископа, и он еще более усилил свой молитвенный подвиг. Приход новой власти почувствовали сразу. Очевидцы рассказывают, что перво-наперво ворота Священного Кремля были захлопнуты и попасть туда стало возможно только по пропуску – клочку бумаги за подписями начальства, который выдавался после большой волокиты… Везде стояли часовые, которые внимательно проверяли всех входящих. Позже епископ Серафим, утешая своих духовных детей, скажет им: «Теперь Кремль закрыт, Святители в затворе. Но у каждого из нас есть свой Кремль, освященный Божественной силою, воздвигнутый Кремль души нашей…»
14
Мощи Святителя Алексия, митрополита Московского, были перенесены сначала в Архангельский собор Москвы, а в 1947 году – по просьбе Патриарха Алексия (Симанского) – в Кафедральный Богоявленский собор в Елохове, где сейчас и покоятся.
Последняя служба в Успенском соборе была на Пасху 1918 года – «по специальному указанию Ленина, данному с целью успокоить ходившие в народе толки об осквернении и распродаже кремлевских святынь». Это богослужение проводил викарий Московский епархии, епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов) [15] . Впоследствии художник Павел Корин – ученик и друг художника Михаила Нестерова – попытается запечатлеть эту пасхальную службу в своей монументальной и, к сожалению, так и оставшейся только в эскизах картине «Уходящая Русь» (сначала она была названа «Реквием») [16] .
15
Митрополит Трифон (князь Туркестанов Борис Петрович) родился в 1861 году. С 1887 – послушник св. Амвросия Оптинского. В 1889 г. принял монашество, с 1890 г. – священник в пересыльной тюрьме, студент Московской Духовной Академии. С 1897 г. – ректор Вифанской Духовной семинарии, архимандрит; с 1899 г. – ректор Московской Духовной семинарии. С 1901 года – епископ Дмитровский, с 1914 г. – священник на передовой. В 1916 г. после контузии ушел на покой с управлением Ново-Иерусалимским монастырем под Москвой, с 1918 г. переехал жить в Донской монастырь. С 1923 г. – архиепископ, с 1931 г. – митрополит. Мирно отошел ко Господу в 1934 году. Похоронен на Немецком кладбище в Москве.
16
Эскизы для картины художник делал, в основном, с тех духовных лиц, которых увидел на похоронах Святейшего Патриарха Тихона.
Распоряжение о закрытии Кремля стало приводиться в исполнение. Павел Мальков в «Записках коменданта Кремля» писал: «Больше всего хлопот и неприятностей доставляли мне монахи и монахини, так и сновавшие по Кремлю в своих черных рясах. Жили они в кельях Чудова и Воскресенского монастырей, приткнувшихся возле Спасских ворот». «Пока монахов из Кремля не уберут, я ни за что поручиться не могу», – писал он Ленину. Долго ждать не пришлось: в августе 1918 года пришел приказ – всем живущим в Чудовом монастыре покинуть обитель. 13/26 июля, в день Собора Архангела Гавриила, архимандрит Серафим и епископ Арсений запечатали мощи Святителя Алексия настоятельской печатью и одними из последних покинули обитель. Прощались они с ней навсегда – вскоре там разместился кооператив «Коммунист», затем пулеметные курсы, и, наконец, военное училище. В декабре 1929 года Чудов монастырь был взорван. После закрытия Чудова монастыря братию перевели в Новоспасский монастырь – древнейшую обитель Москвы, расположенную на Крутицком холме берега Москвы-реки. Но время было такое, что монастыри еле сводили концы с концами, и приезд новых насельников не обрадовал настоятеля. Владыка Арсений и архимандрит Серафим отправились в Смоленскую Зосимову пустынь, столь милую их сердцам. Но и здесь они тоже долго не задержались: приезд известных всей Москве епископа и архимандрита мог ускорить закрытие пустыни, и поэтому отцы, немного погостив, уехали.
У матушки Фамари
На этот раз их путь лежал в Серафимо-Знаменский скит женской Покровской общины сестер милосердия, который находился в Подольском уезде, в 36 верстах от Москвы, рядом со станцией Востряково. Схиигумения Фамарь (Марджанова) приняла изгнанников как самых родных и близких ей людей и поистине стала их Ангелом-хранителем в то тяжелое время. Матушка устроила в лесу для изгнанников киновию – маленький домик, где они и стали жить с осени 1918 года. Дубовые рощи, цветущие луга, река, в которой плещется рыба… Приехав в скит осенью 1918 года, епископ Арсений и архимандрит Серафим обрели здесь духовный покой. «Какой страшный контраст чувствуется между во зле лежащим миром и святым уголком! – писал Владыка Арсений, живя в скиту. – Там идет угождение сатане, сопровождаемое пляской, визгами и всякой скверной, – здесь совершается смиренное служение Господу молитвой, удивительным духовным пением, со слезами и душевной чистотой… Там, среди веселья и разгула, в дружеской на вид компании, в сердцах людей кипит взаимная вражда, злоба, зависть, человеконенавистничество, а в этом же благодатном собрании при святом молитвенном единении происходит как раз обратное: заглаждение, уничтожение всяких злых чувств…»
Схиигумения Фамарь (Марджанова) Худ. П. Корин
Скит был задуман как место, напоминающее его насельницам о Небесном Рае. Освящая 23 сентября 1912 года новый монастырь, митрополит Московский и Коломенский Владимир (Богоявленский), сказал: «Сегодня, дорогие сестры, я считаю себя счастливейшим из людей, потому что Господь привел мне освятить чудный храм и побывать в уголке, напоминающем земной рай. Храм ваш к Богу зовет, а от скита веет таким благодатным миром и спокойствием, что душа радуется, забывая все горести и невзгоды…» Обитель была обнесена оградой в 33 сажени – по числу земных лет Спасителя. По углам ограды – 4 башни, на которых находились гипсовые Архангелы с трубами, напоминавшими о Втором пришествии Господа. В центре скита – храм, освященный в честь иконы Знамения Пресвятой Богородицы и Преподобного Серафима Саровского (внизу был подземный храм в честь Равноапостольной Нины). На территории обители выстроены 12 келий – домиков, каждый из которых был назван в честь одного из апостолов. Этот апостол был покровителем келии, и его икона висела на наружной стене. Сестры должны были молиться своему покровителю, подражать его подвигам, а день его памяти был праздником домика.
Епископ Арсений (Жадановский)
Епископ Арсений ежедневно служил Божественную литургию в домовой церкви, а его сомолитвенник пел и был за чтеца. В свободное от Богослужений время отец Серафим, в подражание своему небесному покровителю Преподобному Серафиму Саровскому, читал Священное Писание – в неделю все четыре Евангелия и Апостольские послания. Летом занимался огородом, рубил дрова. Владыка Арсений рисовал. Батюшка Серафим приручил птиц, которые во множестве жили вокруг киновии. Они вскоре настолько привыкли к нему, что слетались отовсюду, как только архимандрит выходил из домика. Прочитав у Брема, что пернатые зимой нуждаются в жирах и охотно поедают кусочки сальных свечей, отец Серафим стал подкармливать их огарками. Однажды одна из птичек, объевшись этим лакомством, умерла. Как скорбел батюшка о смерти пичужки! «Я сам виноват в гибели милого Божьего создания, накормил дурным салом…» – сказал архимандрит Серафим, похоронив птичку. Чтобы больше не повторять ошибок, архимандрит занялся изучением Брема всерьез. Годы, проведенные в киновии, были для будущих священномучеников годами высочайшего духовного подъема. Ежедневное совершение Божественной Литургии навсегда духовно сроднило их.
«Что такое литургия? Она есть благодать, милость, подарок Иисуса Христа. Подумайте, дорогие мои, какое счастье получить благодать Христа Спасителя, милостивый дар Его. Значит, мы благодатные, обвеянные милостью Господа Иисуса Христа. “И любы Бога и Отца” – вот еще что такое литургия Божественная, она – любовь, знак любви Бога Отца», – так говорил о Божественной литургии архимандрит Серафим.
Дружба служителей Христовых была образцом поистине христианской дружбы, основанной на взаимной любви, полном понимании, смирении и терпении. В своем дневнике епископ Арсений писал: «Что может быть дороже искреннего, преданного и притом святого друга? Он в борениях, искушениях поддерживает и помогает нравственно созидаться; он в унынии, в тоске, дурном подавленном состоянии духа парализует всякую тугу; он в опасностях и тревогах рассеивает малодушие, робость, боязнь и страх. Он в несчастьях, напастях, бедствиях, облегчает остроту страданий; он во дни спокойствия и счастья привносит в сердце мир и благодушие…»