— Давай, давай выпьем немного, не надо отрываться от коллектива!

— Я не хочу пить…

Из моей руки вынули сок и вложили в ладонь лонг-дринк с водкой, в котором с глухим звоном стукнулись кубики льда. Зажатая в угол одурманивающе пахнущим телом главного дизайнера, я совсем растерялась. А он навязчиво лез со своим бокалом через локоть, махнул его залпом, а потом потянулся ко мне губами. Ой нет! Не надо так! В голове пронеслись слова Оксаны: сдайся и забудь…

Да чёрта с два!

Оттолкнув Гладышева, я молча ринулась вглубь офиса, не разбирая дороги. Пересидеть в пошивочной, там уже три дня как лампочка перегорела, а мне нужны темнота и одиночество! Столкнулась с Лизой у женского туалета — катастрофа… Секретарша оступилась в попытке избежать удара, и я ясно услышала хруст, противный сердцу каждой женщины. Лиза всё же не устояла на ногах и свалилась на пятую точку. И после хруста я услышала треск ткани…

— Ты, сучка! Ты ещё пожалеешь!

Вопль секретарши утонул в одной из самых матерных песен Шнура, а я только бросила в ответ:

— Прости, пожалуйста, я не нарочно!

Юркнула в коридорчик, а там уже рукой подать до пошивочной. И дверь открыта, и никого нет! Отлично. Я притворила дверь за собой, заперла на ключ, который всегда торчал в замке изнутри. Музыка сразу стала тише. Только моё сердце билось быстро и тревожно, как игла в машинке строчку строчила. Сядь, Ника, успокойся! Никто сюда не придёт, никто меня не найдёт. А завтра всё будет по-другому, проще… Ох, гораздо проще!

Подсветив путь телефоном, я пробралась к диванчику, который стоял у стены с образцами тканей, и заметила бутылку шампанского в ведёрке. О как! Девчонки, наверное, забыли… То-то я заметила — Оля с Оксаной уже были… хм… откорпоративленными! А, нафиг всё! Выпью немного, здесь мне не светит ничего более опасного, чем уснуть на диване.

Вдохновлённая сей бунтарской мыслью, я ухватила бутылку и отпила прямо из горлышка праздничных пузырьков. Сгорел сарай — гори и хата! Приятное тепло разлилось по телу, щекоча всё внутри. После второго глотка мне стало уже спокойнее, а после третьего — самого длинного — я уже хихикнула над Лизой, которой придётся спешно искать новую юбку, чтобы не светить голой задницей перед коллегами. Хотя она не постесняется и посветить…

А потом…

Кто-то обнял меня — порывисто и возбуждённо — и приник губами к моим губам.

Кто-то, обалденно пахнущий туалетной водой, завладел мною так быстро и страстно, что я поняла — сон. Я уже хорошая, и мне снится восхитительный эротический сон.

Когда я проснулась, было утро. Одно из тех летних благостных утр, когда грешно мучиться похмельем. Тем не менее, перепелиная болезнь настигла меня, как только я открыла глаза. Боженька, но ведь я не виновата! Это всё Гладышев… Он собирался меня соблазнить, а я с горя выпила немножко. Теперь голова стучит, как дятел в дупло, в животе хомячки устроили гнездо, а ещё очень сильно хочется в туалет. Но встать… Нет, это невозможно. Полежу ещё немножечко, закрыв глаза, может быть, удастся досмотреть чудный эротический сон…

Прикрывшись от солнечных лучей ресницами, я морщила лоб, пытаясь вспомнить детали сна. Мужчина… Крепкие, сильные руки, такие нежные, такие опытные… Поцелуи с запахом виски, колы и мятной жвачки… Интересно, почему именно виски? Я даже не знаю его вкус, но почему-то снилось мне именно виски… Занятно. Наверняка, шампанское в курсе, почему мне приснился такой сон, но шампанское уже никому ничего не скажет. Мы его выпили…

Мы?

Ох, что-то со мной не так. Вот ведь зарекалась больше никогда не пить, а тут… Ну как меня угораздило?

В дверь поскреблись. Я высунулась из-под одеяла и сиплым, чужим голосом простонала:

— Я не сплю!

В комнату протиснулась мама, а вместе с ней ворвался запах крепкого кофе. Разлепив глаза, я увидела устроенный на столике у дивана поднос с сервированным завтраком. Стыдливо прячась за фирменные мамины утренние гренки, в стакане шипела таблетка аспирина. Ох, мама… Моя деликатная, интеллигентная, всепрощающая мама. Видела, в каком состоянии я вернулась домой вчера, и сразу с утра таблеточку. Кстати, а как я попала домой, если свет в голове отключился в конце корпоратива в пошивочной?

— Ника, покушай, — тихонько сказала мама. — Ты заснула одетая, так нельзя, милая.

— Я… не помню…

— Выпей кофе, сходи в душ, а потом на работу.

Как же люблю маму! Ни единого упрёка! Хотя иногда лучше бы поругалась… Ведь я чувствую, что она расстроена моим поведением. И удручена. Да, мама удручена. Слишком поздно она меня родила, слишком дорогую цену заплатила за моё появление на свет… А я неблагодарная сволочь…

— Прости, мамуль.

— Ладно тебе, я же всё понимаю, — усмехнулась она, и морщинки на её лице стали слишком заметными, особенно возле губ. — Ты и так никуда не выходишь, ни с кем не встречаешься. Иногда можно расслабиться.