Я выдохнула и стала терпеливо ждать окончания лекции. У нас с Руби взаимовыгодное сотрудничество: я составляю ей компанию на некоторые мероприятия, а она компенсирует мне потраченное время позированием в студии. Живые модели слишком дороги для начинающих художников, и я не могу упускать такой шанс – и пускай её книжный клуб самая нудная организация на свете.

Во время очередного эмоционального пассажа, мистер О’Шейн изящно снял с себя шляпу и запустил пальцы в свои густые, тёмные волосы. Он приподнял брови и усмехнулся, когда персонажи его творения от ссоры перешли к занятиям... любовью. Я бросаю взгляд на аудиторию. Женщины в удивлении разинули рты, мысленно уже изнывая от восторга, но тщательно скрывая это. Мужчины взметнули брови, копируя самого чтеца, им тоже понравился психологический ход мастера.

Я смотрю за спину О’Шейна, который, казалось, забыл о своей сигарете. И в этот момент его гений расцвёл, а мир на страницах ожил в речи мужчины. Я замерла.

Темные пряди волос упали ему на лицо, он откинул их и вздохнул. Затем посмотрел на страницы и продолжил чтение:

— «Её губы перекрыли мне дыхание, остановили мои тирады. Оказавшись в ней, я почувствовал себя орудием её воли, её духа, её свободы. Я в её вкусе. Я сопротивляюсь этому факту. Я хочу, чтобы ненависть питала её страсть. Хочу, чтобы она отступила. И она не сможет устоять».

Все выдохнули. Он перевернул страницу, чтобы описать новую главу этой печальной и темной любви, являющейся лишь частью более крупной истории, включающей войны, парашюты, шпионаж и семейные предательства. Он не придаёт своим словам особого смысла, связности. Я снова жалею, что сейчас здесь.

Он перекладывает шляпу, закуривает очередную сигарету (будто сам участвовал в половом акте), но все это выглядит настолько наигранно, будто отрепетировано. Интересно, заметил ли это кто-нибудь? Похоже, нет.

Он меня заинтриговал, и мне стало неудобно; мне это не нравится. Когда мы встречаемся взглядами, я ещё сильнее стискиваю коленки, мне не хватает воздуха, и я стараюсь медленно дышать, чтобы успокоить сердцебиение. Это часть его очарования. К тому же, Руби сказала, что своими романами Логан О’Шейн очаровывает как женщин, так и мужчин. Он пишет жёстко и понятно, этакий Хемингуэй 21 века. Неудивительно, что он так самовлюблён.

— «Мы провели закат и встретили рассвет вместе. Но мы не спали. Мы были обнажены, обнажены телами и душами. Клянусь, сама Атлантика была расположена к нам – серое небо над водной гладью успокаивало бурлящие, кипящие характеры. Мы стали такими… одинаковыми, похожими. Многие проводят жизнь в поисках этого. А мы так неожиданно… нашли».

Логан О’Шейн закончил своё выступление и зал взорвался аплодисментами. А вот я не посчитала нужным опустить свой рюкзак, чтобы освободить руки. Это, конечно, грубо с моей стороны, но не страшно. Он не нуждается именно в моих овациях.

Я смотрю, как он надевает шляпу, и затем его взгляд скользит по восторженной аудитории и останавливается на мне. Его довольная улыбка спадает, когда он видит мои неподвижные руки.

Несколько секунд спустя он выдохнул в микрофон финальное «спасибо» и захлопнул книгу, затем сложил свои бумаги и замер, ожидая окончания аплодисментов.

— Мы можем, наконец, уйти? – одёрнула я Руби.

Та отрицательно покачала головой.

— Сейчас время «Вопросов и ответов». Я должна поучаствовать. Хочу задать пару вопросов, и ещё купить его книгу.

Я закатила глаза. Надеюсь, Логан не видел этого (хотя мне казалось, что он просто сверлит меня взглядом после того, как я обделила его аплодисментами). Он в который раз закурил. Черт, как можно быть таким великолепным? Я отвлеклась от своих мыслей, ибо полились вопросы. Обернувшись, я увидела блондинку с галёрки.

— Спасибо вам, — сказала она, — замечательное чтение.

Логан одарил её лёгкой улыбкой. Девчушка прочистила горло. Мужчина ждал.

— Я просто хотела спросить, эм… Откуда вы черпаете вдохновение? – как только она договорила, то тут же передала микрофон дальше, потому что покраснела, как помидор. Логан оперся на трибуну и очень постарался не закатить глаза.

Он взял тайм-аут на раздумье. Насколько я знаю, это один из самых задаваемых вопросов и один из самых сложных. Он запускает руку в карман и вытягивает пачку сигарет, вынимает одну и закуривает. Я слежу за красными бликами на кончике сигареты, и, как и сотни других, жду ответа. Наконец, он выдыхает:

— Я начал трахаться в юности. Продолжил в зрелости. Вот мой секрет – я трахаюсь.

Все начали нервно посмеиваться, особенно парни. Наш колледж имел славную репутацию прогрессивного учебного заведения, но на деле ничем не отличался от своих собратьев, так что местные повесы действительно нервно хихикали.

— Если ты хочешь что-то написать, если тебе нужны идеи, ты должен войти в обычный мир… и трахаться. Я использую только это слово. И очень рекомендую этот способ. Не существует творчества без секса.