Помощница Мартынова запнулась.

— Собственно, для этого я здесь. Сознание одичалых не принимает вживление нетчипа. Сформированная психика дикаря не выдерживает его, и во всех случаях наступает смерть. В течение нескольких дней, если не изъять чип. Но с тобой эксперимент будет продолжен до конца, вплоть окончания адаптации или до летального исхода. Потому что имеются основания полагать, что твоя психика сможет приять вживление и после начального отторжения.

Арутрова покосилась по побледневшую дикарку и продолжила:

— Нетчип безопасен только для рожденных в цивилизованным секторе. Это та физиология, о которой я тебе говорила. Нетчип обязателен для получения гражданства. Максимум, что без него возможно — это полугражданство, а путь к полугражданству для одичалого доступен через службу в армии либо после свершения чего-то особенно полезного для общества. Однако в Красной корпорации хватает и своих граждан для вооруженных сил. Мы не захватываем и не покупаем рабов для подобного, как, например, американцы. Что касается, приобретения гражданства, то здесь все ещё сложнее.

— Зачем вам это? Зачем вам я? — прошептала Ливадова. — Зачем ты все это мне рассказываешь?

— Игорь Иванович, — аспирантка назвала имя профессора Мартынова, — считает, что твой организм сможет принять нетчип. Но, дабы быть уверенными, что вживление прошло гарантированно успешно, мы проведем операцию в период, когда ты переживаешь глубокий стресс. То есть в условиях далеких от тепличных, и продолжим его даже после получения отрицательных показателей. Ты осознаешь, что рискуешь жизнью?

— Фашисты!

Яна удовлетворенно хмыкнула, к широкоплечей с тяжелым бюстом девице, вернулось плохо скрываемое высокомерное отношение к дикарке.

— Значит, все правильно понимаешь. С учётом того, что с случилось за последние дни, твое состояние сейчас действительно характеризуется как стрессовое. Вероятность неудачи операции значительно возрастает.

— Сволочи!

Женька не желала слушать, что несет эта сумасшедшая. Куда она попала! Какой жуткий мир! Не замечая, что вскочила на ноги, она уже готова была спрыгнуть с кровати и вцепиться ногтями в лицо Артуровой, однако смешалась после появления Мартынова и двух новых человек, облаченных в одинаковые с профессором и аспиранткой белые медицинские халаты поверх темно-синей форменной одежды. По крайней мере штаны и темно-коричневые высокие ботинки выглядели, как часть военной или полицейской формы.

У Ливадовой их появление вызвало нехорошие предчувствия, грудь девушки высоко взымалась от учащенного дыхания, по виску скатилась капелька пота. Двое, появившихся вместе с профессором, застыли позади Мартынова с безучастными выражениями на каменных физиономиях. Высокие, крепкие мордовороты с массивными челюстями и необременёнными мыслью глазами. Женьке отчего-то подумалось о солдатах.

— Игорь Иванович, — Артурова встретила появление Мартынова с видимым облегчением, — вы очень вовремя, и хорошо, что санитары уже с вами.

Мартынова, которого Яна так ждала, Женька видела второй раз в жизни; на первый взгляд этот человек выглядел безобидным. По крайней мере, в целом такое впечатление сложилось о нём вчера, и за день Мартынов ничуть не изменился. Высохший пожилой мужчина в белом халате и самых обычных серых брюках с отглаженными стрелками и чёрных туфлях. Ливадова подумала, что человек, у которого постоянно растрепаны редкие седые волосы, обязательно рассеян и потому имеет добрый характер. Но, поймав цепкий взгляд ученого, сразу усомнилась в первоначальном впечатлении.

— Вижу, — профессор скрестил руки на груди, — объект на нужном эмоциональном уровне.

— Сделала, все как вы сказали, — отчиталась Яна.

— Да, да, вижу, — повторил Мартынов и растянулся в фальшивой улыбке, не отводя холодного взора от дикарки. — Операционная готова. Прошу.

Учёный сделал приглашающий жест.

А Женька поняла, что тихонько скулит и плачет. От страха и ненависти к этим нелюдям.

— Я русская, — Ливадова снова попробовала донести эту простую мысль, она говорила сквозь слезы. — Россиянка! Такая же как вы.

У Яны дернулись уголки губ. Эта одичалая из прошлого в сущности еще ребенок; да, в самом деле, говорит по-нашему. Больно видеть её ужас вперемешку с мольбой. Артурова отвернулась, чтоб никто не заметил её слабости.

— Сама пойдешь или тебе помочь?

Женька едва не парализовало от страха, но последняя фраза Мартынова вывела из оцепления, взорвавшись в голове ослепляющей вспышкой яростного безумства. Ливадова зашипела и кинулась на профессора, как дикая кошка. Исполосовать ему морду! Выцарапать глаза!