Дергаясь в экстазе удовлетворения и закручиваясь в позывах к рвоте, вызванной отвращением к самому себе, он просыпался каждую ночь на сбитой простыне ровно в четыре пятнадцать. И не мог заснуть до самого утра. Ворочаясь и таращась в тревожную темноту до тех пор, пока спасительный гул улицы не поднимал его на новую рабочую смену, которая отгоняла жадную стаю мыслей-москитов.

Он отработал на скотобойне, мучаясь и любя эту работу, полгода.

Как-то в октябре, во время получения очередного жалованья и грезя в мыслях о бутылке неочищенной текильи, которая смоет своей маслянистой и густо пахнущей волной все ночные кошмары, хотя бы на время, Онорато посмотрел на менеджера, и руки его дрогнули, лихорадочно сжав в кулаке жалкие боливиано получки. На лице менеджера явственно проступали трупные пятна. Кожа в некоторых местах отвалилась... Живой мертвец, верный предвестник скорой смерти, что-то записывал в журнал. Где-то в далеке раздался крик совы.

Онорато попятился... А затем побежал назад... В цех... Сбивая идущих ему навстречу, падая, снова поднимаясь и что-то нечленораздельно мыча. Он бежал вперед, не разбирая дороги, с ужасом ощущая, как тупой болванкой болтается и бьет по боку рука, как онемела половина лица и провисли губы, с которых капает то ли слюна, то ли пена. Онорато бежал вдоль грубых досок, чувствуя, что тело уже перестает слушаться, а в голове нарастает страшная, разрывающая боль, как, с едва слышным треском, рвутся сосуды в голове и инсульт охватывает тело мокрой простыней, сковывающей движения.

Когда он упал, в самом конце коридора, по которому обычно идут коровы, и в который он попал сам не ведая как, то единственно живыми на его теле оставались только глаза, вытаращенные в божий свет и наполненные страхом, да рука, которая судорожно комкала бумажки боливиано выданные за ежедневное убийство...

Он видел, как склонилась над ним темная фигура длинноволосого индейца. Почувствовал, как на него сыплются из такого знакомого кошелечка дурно пахнущие деньги, полученные им за грязное дело, и запах гнили и могилы намертво забил ему ноздри, запечатал их для любых других запахов. И последнее, что увидел Онорато, это черный кружочек дула, который плеснул ему в лицо огнем и чем-то темным, которое, все увеличиваясь в размерах, накрыло его с головой...

В 1969 году крестьянин Онорато Рохас, выдавший правительственным войскам группу революционеров-герильос, был убит выстрелом в лицо в городе Санта-Крус, Боливия.

*****

Он въехал в наш город через ворота Севера и остановился в хижине старика Маркеса. Он сильно страдал, хотя и старался не показать этого. В любом случае, Он нашел нужное место для отдыха.

С Ним было несколько человек. Двое пришли вместе с Ним, а остальные подтянулись позднее. Мы знали, что Он хочет нам добра. Мы знали это, как знает трава о том, что вот-вот прольется дождь. Однако мы страшились того, что он хочет дать нам, потому что уже отвыкли от этого. Словно неразумные животные, которых притягивает и одновременно отталкивает огонь, мы тайком смотрели на хижину, где метался в жарком бреду горячки этот Человек, а рядом сидиел старик Маркес, что-то тихо и мелодично напевая, бормоча и растирая какие-то зерна в маленькой ступке.

Старик Маркес был одним из тех, кого многие называют "брухо"

Брухо - шаман, колдун. Он знал многие заговоры, знал травы, и даже наш городской священник Хорхе Аройо частенько, хотя и немного таясь, когда стемнеет, заходил в хижину старика Маркеса и о чем-то там долго толковал...

*****

...
– Ты считаешь, что можешь добиться того, чего хочешь?
– голос старика такой невзрачный, на уровне неразборчивого бормотанья и вместе с тем удивительно певучий. Старик сидит напротив, и глаза его смотрят через меня.

Сумасшедшее ощущение - его взгляд заставляет меня ощутить собственную бестелесность. Впрочем в этом есть и положительные стороны.

Лихорадка, терзающая меня, пропадает вместе с телом. Остается в прошлом. Хитрый старик...

– Но однажды это уже произошло. Почему ты думаешь, что это невозможно?

– Я не думаю, - отвечает старик.
– Я просто спрашиваю, уверен ли ты в том, что делаешь? Вот, например, отец Хорхе... Он тоже считал, что пришел дать нам свободу. Ну, возможно, не он сам, а те, кто пришли до него. Давно - давно. Они пришли в эту страну и научили гордых людей пить "огненную воду", превратив их в глупых животных. Они принесли новых богов, совершенно чужих этим местам, бессильных. И назвали это свободой...

– Можно назвать свое рабство свободой, прикрываясь божественной волей, но я не несу вам новых богов, мы не хотим для вас другой веры, кроме веры в свободу. Мы хотим того же, чего хотели, всегда хотели, вы сами. Просто почему-то вы забыли об этом. Крепко позабыли все, что некогда имели.

– Хорошая цель... К ней стремится каждый, но все выбирают для этого разные средства. Почему ты думаешь, что твой путь правильный?

– Дон Маркес... Вероятно вы слишком долго общались с отцом Хорхе... Если не бороться против несправедливости и жестокости с оружием в руках, то каким еще образом можно добиться свободы? Путей может быть много, но к результату ведет только один. Человек, который хочет свалить тиранию, должен обернуть ее оружие против нее самой.

– А если ты погибнешь?

– Это не будет значить, что победить невозможно. ...

*****

Вскоре после того, как человек наконец заснул, старик Маркес вышел из хижины и обнаружил, что напротив его двери беспокойно расхаживает высокий человек в длинной одежде.

– Отец Хорхе...
– Маркес подошел ближе.

– Я хотел бы спросить...
– священник слегка замялся, а затем осторожно сказал.
– Я слушал радио, там говорят, что... Что... Ну, я бы хотел знать, может быть, этот человек скорее по части властей?