Саня был обычным рядовым быком, криминальной группировки, контролирующей в городе рынок. Все средства, вырученные за так называемую «крышу» с напуганных, безвольных и безграмотных торговцев, армию которых пополнили трудяги с закрывшихся и обанкротившихся предприятий города, стекались к криминальному авторитету, носящему красноречивое, погоняло «Топор».

В миру Топорков Антон Владимирович, бывший тренер по самбо, в секции которой, с девяти лет оттачивал мастерство Саша. Мастер спорта по боевому самбо и рукопашному бою, здоровенный, более центнера веса, с огромными булавами-кулаками, жилистыми накачанными мышцами, грубыми, волевыми чертами лица, сломанным носом и массивным подбородком, он уверенно шел призёром практически на всех соревнованиях своего профиля, ему пророчили большое спортивное будущее. В январе 1980 года, в составе 40- й советской армии, Антон прибыл в Демократическую республику Афганистан, в качестве добровольца, а уже в апреле 1981 года, подорвавшись на противопехотной мине, был комиссован из вооруженных сил СССР, инвалидом без трех пальцев левой руки, развороченной стопой правой ноги, и контузией, которая периодически проявлялась сильнейшими головными болями, и частичной слепотой левого глаза. Пробыв в госпитале семь с половиной месяцев, Топорков вышел никому не нужный, с покалеченной и разбитой судьбой. Мысли о спортивной карьере улетучились, оставив озлобленного бывшего воина – интернационалиста, наблюдать как недавно сильная, огромная страна катится вниз, теряя свое богатство, сплоченность, и независимость. Антон не стал алкоголиком или наркоманом, как подавляющее большинство его коллег по оружию, попавших в подобную ситуацию. Три года Антон Владимирович безуспешно пытался найти работу, но кому нужен инвалид с проблемной психикой? Имея подвязки и знакомства в спорткомитете СССР, где его еще помнили по старым подвигам на ниве спорта, он получил возможность работать тренером, в городском спортивном зале, и ему не смотря на травму головы, доверили воспитывать желторотых юнцов, пожелавших закалить свой характер и дух. Сильный характер был необходим в то непростое время, в котором сейчас находилась страна, которую раньше боялись во всем мире. Детишки, и уже вполне созревшие ребята текли к нему в зал, где проходили физическую и психологическую обработку, в результате которой оставались лишь крепкие, матёрые волки, имеющие силы и желание идти дальше. В феврале 1991 года руководство, а именно комитет по физической культуре и спорту администрации города решил, что спорт в создавшейся неблагоприятной обстановке, не первостепенная задача, можно им пожертвовать ради достижения иных целей, более так сказать значимых и денежных. Практически все помещения спортзала были сданы в аренду, а на стадионе, где некогда местная команда играла в футбол и хоккей (в зависимости от времени года) теперь была платная автостоянка. На фоне собственного бессилия, Антон нырнул в стакан, а когда вынырнул, обнаружил себя на нарах местного КПЗ в качестве преступника, нанесшего телесные увечья в виде сломанного носа и надорванного уха, сыну одного из влиятельных руководителей, администрации города. Не смотря на всячески оказываемую ему помощь и поддержку друзьями, Топорков получил три года реального срока, который и отбыл в Дальневосточном лагере от звонка до звонка. В начале 1994 году выйдя на свободу, с чистой совестью и совершенно чистыми карманами, он подробно узнал о ваучерной афере, позволившей разобрать страну на болтики и винтики, без всякой опаски преследования. Его ровесники, сумевшие попасть в струю, неожиданно оказались сказочно богаты, а кто не сумел – сказочно беден, либо уже спокойненько разлагался на ставшем в два раза больше городском кладбище.

#поволесудьбы3

Спорт безусловно закалил его характер, а проведенные в неволе годы, научили его мозг чётко реагировать в нестандартных ситуациях и выбирать единственно правильные решения не зависимо от постоянно меняющихся вводных, подкидываемых ему судьбой. Он по жизни был лидером, и спустя пять месяцев, Антон стал правой рукой практически самого уважаемого в криминальном обществе города, отмороженного, авторитета по прозвищу Перс. Спустя еще два месяца, Перса и его семью, жену и двоих детишек малолеток, мальчика и девочку зверски расстреляли в загородном доме, а дом подожгли. Естественно, преступников, совершивших такую жуткую, нечеловечную казнь по горячим следам найти не удалось, и дело благополучно ушло в разряд висяков. Топор по праву занял место Перса, с единогласного одобрения вышестоящих криминальных фигур.

Санёк Бондаренко после 9 класса нырнул в прорубь криминала. Профессионально бить и держать удар, его с малолетки научил Антон Владимирович. Сначала была безобидная хулиганка, мелкие разбои, кражи. Отметали баулы с тряпками у китайцев-первопроходцев начавших заполнять рынки Приморского края, запугивали и отметали деньги у ровесников, а к 17 годам Александр случайно повстречал своего тренера, это и решило его дальнейшую судьбу. Он пополнил ряды бойцов преступной группировки, но практически, выполнял роль шныря – помощника. Топор по-отечески заботился о парне, и не позволял ему ввязываться в опасные авантюры.

Пацаны замешкались в коридорчике, на встречу вышел отец Максима. Худой и высокий, с армейской выправкой, добрым, но в тоже время безжалостно-цепким взглядом, пятидесяти четырехлетний мужчина в форме полковника милиции, статный мужчина – внушал уважение. Саше всегда было неловко встречаться с отцом Макса, ввиду объективных причин, и сейчас когда полковник перегородил ему путь, чувствовал себя, по меньшей мере, не совсем уютно. – Куда собрались архаровцы? – приятным с хрипотцой, совсем не командирским голосом, спросил мужчина. Макс пихнул Саню в спину, проталкивая в свою комнату, – Пап, да я тебе вчера же говорил, здесь, рядом, – приятели быстренько скрылись в комнате Максима. Петр Иванович посмотрел безнадежно вслед сыну, но говорить ничего не стал. У них с сыном сложились теплые отношения, и отец был просто уверен, что если и случится что, то сын непременно поделится, доложит.

– Сиди здесь, я пойду быстренько умоюсь, – сказал Макс другу, и пройдя в ванную, включил воду. В белоснежном, дефицитном, умывальнике, стоящем на большой львиной лапе, явно исполненный не в советской мастерской, вода пузырясь подымалась пеной вверх, и тут же проваливалась с мягким шипением в чрево трубопровода. Он поднял глаза на большое, вмонтированное в кафельную стену зеркало, отделанное по краям причудливыми глиняными вензелями – визитная карточка мастера – умельца, делавшего новомодный «евро» ремонт у них в ванной комнате. С зеркала на него смотрел красивый, здоровый, счастливый, улыбающийся новому дню пацан, явно, предвкушающий отлично спланированный вечер, с широкими, крепкими плечами – продукт постоянного контроля отца, но в большей степени конечно стремление и личная дисциплинированность. Макс, целенаправленно занимался своим физическим развитием, и отжаться от пола больше ста раз за один подход, для него не составляло особого труда. Высокий лоб, выразительные скулы, красивые серые глаза, под ярко очерченными, черными бровями, коротко постриженные по бокам головы, черные волосы, формировали наверху аккуратную чёлку. Он уже как года два назад перерос отца, и его рост за вычетом десяти – пятнадцати сантиметров, подходил почти к двум метрам. Золотая, тонкая конечно по сравнению с цепью, висящей на шее Санька, но очень красивого плетения, подарок батьки еще на 17-летие, цепочка, подчеркивала рельефную мускулистую грудь. Макс любил папу, а отец делал для сына больше, может даже намного больше, чем другие отцы. В пределах своих принципов и правильных, в отличие от подавляющего большинства окружающих его коллег от мала до велика, устоев, позволить слишком много Петр Иванович Ивлев, конечно же, не мог. Макс по- молодецки умылся, почистил зубы, вышел к родителям в кухню. Вдоль от окна, по стенам, шли блестящие стеклянные шкафчики. Хороший, можно сказать, даже очень хороший, кухонный гарнитур (предмет зависти маминых подруг), даже для квартиры офицера милиции, уже демократической страны, которую не понял даже он, полковник с тридцатишестилетним стажем в органах внутренних дел какой- то там страны, очень удачно вписывался в интерьер кухни.

Отец, допивал кофе, мама быстренько кухонным полотенцем протирала столик со стеклянной столешницей, подарок, какого-то папиного друга. Всё указывало на то, что Ивлевы в деньгах совершенно не нуждались, все было обставлено со вкусом, но ничего лишнего и помпезного.

– Максют, мы с папой поедем в город, по делам, квартира на тебе, если что, скороговоркой сказала мама, быстренько протиснулась среди мужиков, и побежала одевать туфли. Максим с благодарностью посмотрел на отца – мама ничего не знает, меньше будет расспросов. Петр Иванович постучал по плечу сына – будь молодцом, не лезь «куда свой хрен не сувало» – он внимательно посмотрел в глаза сыну, и любимая поговорка отца, в который раз вызвала улыбку у Макса. Отец с мамой обулись, постояли две секунды, улыбнувшись любимому чаду. Ну все, поехали – выдохнув, сказал папа, и они вышли на улицу к поджидавшей их черной, блестящей, Волге. Без пяти минут генерал, он мог себе позволить служебный транспорт, даже с личным водителем.

#поволесудьбы4

–Боюсь твоего отца, братуха, – задумчиво сказал Санёк, с удовольствием допивая сладкие остатки чая с большой коричневой кружки, на которой древнеславянскими буквами было выдавлено имя «Максим». Что дунем, да подвигаем?– время то идет, смачно пощелкав языком, сказал Саша и, залезая в широкий карман спортивных штанов, вытащил маленький, аккуратно свернутый, газетный сверток. – В гараже пыхнем, спрячь, – Макс накрыл завертон со стрёмом, широкой ладонью, на безымянном пальце которой, блестела серебряная, массивная печатка с ониксом, и Саня торопливо спрятал свёрток обратно в карман. – Знаешь друганчик, порой я и сам его боюсь – хихикнув, сказал Максим, завязывая шнурки на качественных, кожаных кроссовках с лейбой «Адидас». А тебе его бояться, сам бог велел, – подняв вверх указательный палец, нравоучительным тоном, скривив смешно физиономию, добавил Макс.

Спустившись по свежевымытой лестнице, типовой ободранной, пятиэтажки – хрущёвки, друзья вышли на залитый тёплым апрельским солнцем двор. С открытого окна соседнего дома, на весь двор лилась музыка Алены Апиной, которая, то развязывала, а потом завязывала непонятные узелки. Напротив подъезда, в песочнице деловито малышня руководила своим выстроенным с песка мегаполисом, пуская игрушечные машинки по обозначенными с краю камушками, развязками песочных дорожек. Соседская девочка Настя, с детским восторгом, радостно визжа, раскачивалась на вкопанной в землю, с давно облупившейся синей краской, детской качели, которую ещё не успели раскурочить детишки – вандалы. Её красное в цветочек платьишко колыхалось в такт, со скрипом раскачивающейся, несмазанной качели.