Она позвонила ветеринару, который всегда выручал в подобных случаях. Но его не оказалось в городе.

– Ну что ж, придется самим, - решила Измайлова.
– Володя, сбегай к Межерицким. Если Борис Матвеевич дома, попроси зайти.

Когда пришел Межерицкий, был устроен "консилиум".

– Открытый перелом. Гангрена, - сказала Галина Еремеевна.

– Похоже на то, - согласился Борис Матвеевич.
– Уж не хочешь ли ты...
– начал было он.

– Хочу, - решительно перебила его Измайлова.
– Если мы сейчас же не ампутируем ногу, птица умрет.

– Но ведь я не хирург, а психиатр, - взмолился Межерицкий.
– И не птичий, а человечий...

– Все равно не отвертишься, - усмехнулся Захар Петрович. Соглашайся... А я буду ассистировать.

– Ну и ну, - покачал головой сосед.
– Расскажу в больнице - засмеют. Главный врач психоневрологического диспансера оперировал цаплю...

– Журавля, - поправил Володя.
– Дядя Боря, если что нужно принести от вас, я сбегаю, - предложил он.

– Да, с вашей семейкой не сладишь, - со вздохом произнес Межерицкий.
– Один - за всех, и все - за одного... Ладно, будем резать. Стерилизатор есть?
– спросил он у Измайловой.

– Есть, конечно. И скальпель.

– Хорошо. А какую анестезию?

Галина Еремеевна развела руками.

– У меня дома только новокаин, - серьезно сказал Межерицкий.
– Что ж, обойдемся им. И бог, как говорится, в помощь...

"Операционную" устроили на кухне. В спасении птицы приняли участие все. Межерицкий оперировал, Галина Еремеевна подавала инструмент и салфетки, сделанные из бинта. Володя и Захар Петрович держали журавля.

Когда на месте лапы у птицы осталась культя, тщательно обработанная и забинтованная, Борис Матвеевич вытер вспотевший лоб.

– Как же он, сердечный, будет теперь ходить, стоять?
– спросил он.

– Что-нибудь придумаем, - откликнулся Володя.
– Сделаем протез, верно, папа?

– Сначала пусть заживет, - сказала Галина Еремеевна.
– А насчет протеза - идея.

Володя устроил в своей комнате из старой одежды удобное гнездо, где птица тут же и уснула.

* * *

В среду, промучившись весь день, следователь Глаголев все-таки решился зайти к Измайлову, чтобы поговорить о деле с этим злополучным чемоданом. Повод был. Евгений Родионович закончил производством одно дело - о хищении в гастрономе. Надо было утвердить обвинительное заключение.

С этого дела Глаголев и начал.

Измайлов углубился в чтение обвинительного заключения. И, по мере того как знакомился, все больше хмурился.

– Я думаю, все ясно, - бодрым голосом сказал следователь.

Прокурор отложил бумагу и попросил само "дело". Глаголев подал ему папку, присовокупив:

– Обвиняемый сознался... Все подтверждено материалами следствия.

Измайлов, внимательно ознакомившись с показаниями обвиняемого, вздохнул:

– Евгений Родионович, неужели вы сами не были в таком возрасте?

– Но ведь это чистое хищение?

– Хищение хищению рознь... Ну что этот парнишка стащил?

– Полтора килограмма конфет "Каракум" и шоколадный набор "Весна" с витрины. Правда, коробка оказалась с муляжом. Ошибка, так сказать, в объекте...

– Ну да, вместо шоколада в золотых бумажках, наверное, деревяшки завернуты?

– Кусочки поролона, - буркнул Глаголев.

Измайлов закрыл папку, положил сверху обвинительное заключение и отдал следователю.

– Вот что, Евгений Родионович, я считаю, что дело надо прекратить, а материалы передать в комиссию по делам несовершеннолетних.

– Но как же так? Проникнуть в магазин... Все заранее обдумано... А если бы он в ювелирный так?

– Тогда бы и разговор был другой.
– Прокурор улыбнулся и, видя недовольное лицо следователя, добавил: - Я не говорю, что за это надо гладить по голове. Но... Искалечить жизнь легко, а вот исправить - ох как трудно... Что у них в семье?

– Неважно... Мать пьет...

– Вот видите, парню и так несладко живется, да еще мы его подтолкнем... Я вижу, вы со мной не согласны?

– А как же борьба с детской преступностью? А приказ прокурора области на этот счет?

– Приказы, Евгений Родионович, тоже надо уметь читать...

– Хорошо. Я завтра же передам материалы в комиссию по делам несовершеннолетних.

– Вы никогда в детстве не лазили в чужой сад?

– Я коренной москвич, Захар Петрович. Родился на Маросейке. Улица Богдана Хмельницкого теперь. Какие там сады...

– А я лазил. Попади я тогда в руки к человеку с вашими убеждениями, не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, - с улыбкой закончил Измайлов.
– У вас еще что-то?