Тоннель открылся вечером, а на следующее утро возле него объявились первые пешеходы. Они подходили, осматривали бетонный парапет, некоторые даже спускались по ступенькам и нерешительно заглядывали внутрь. Но затем вылезали обратно и шли через дорогу старым путем.

До самого вечера над переходом скрежетали тормоза и рассыпалась нервная шоферская матерщина. За весь день только один молодой человек спустился в тоннель. Он прошел его насквозь, постоял на той стороне и опять нырнул под землю. Выбравшись на прежнее место, молодой человек пожал плечами и отважно ринулся в узкую брешь между бензовозом и троллейбусом.

То же самое повторилось на второй, третий, четвертый и пятый день. Переход стоял или, будем говорить, залегал мертвым капиталом. На ступеньках его оседала пыль и копились окурки.

Иногда к переходу подъезжал сам председатель райисполкома. Он гулял по тротуару и печально гладил облицовочную плитку парапета.

Так и пустовал тоннель, пока внутри сама по себе не начала осыпаться штукатурка и не выщербился почему то цементный пол Тогда под землей организовали ремонтные работы, а наверху укрепили табличку:

Спускаться в тоннель воспрещается.

Штраф 50 коп.

Первый пешеход, которого задержал внизу бригадир штукатуров, рванув на груди рубашку, крикнул.

– Значит, пусть меня давит, так?! Пусть калечит, да?!

– Куда ж я теперь, с дитем? – всхлипнула подоспевшая следом за ним мамаша.

А сзади уже колыхались и наседали не желающие быть задавленными.

– Вот, значит, как! – злорадно сказал некий, возвышающийся над остальными, гражданин. – Значит, и по земле нельзя, и под землей нельзя! Рабочему человеку, выходит, ступнуть негде!

– Да что с ним разговаривать! – взвизгнули где-то у входа.

В следующий момент жидкий заслон из ремонтников был опрокинут, и толпа пешеходов потекла через тоннель.

ЗАГАДКА ПРИРОДЫ

Мы узнали о поразительном качестве Левандовского случайно. Ждали на остановке троллейбус.

– Эх, тюха-матюха! – хлопнул себя по лбу Левандовский.

– Мне же носки купить надо! Вы не уезжайте, я мигом.

И он нырнул в промтоварный магазин.

Вышел оттуда Левандовский через три минуты, сладко жмурясь и покачиваясь.

Маралевич потянул носом и тихо сказал мне-

– Странно. По-моему, он клюкнул, а ну, понюхай.

Я принюхался: так и есть.

До вечера мы ломали головы над этой загадкой – в промтоварах никому еще выпить не удавалось. Потом не выдержали, поехали в магазин и произвели разведку.

Ничего. Заведение как заведение. Ткани, галантерея трикотаж. Никакой гастрономии, никаких соков.

– А может, директор знакомый? – сказал Маралевич. – Заскочил к нему в кабинет, опрокинул пару стаканов.

Так мы и решили.

Однако на другой день у Левандовского были гости – тесть и теща. Сидели, играли в подкидного дурака, пили чай с малиновым вареньем.

– Веня, – сказала жена. – Достань мне душегрейку.

Трезвый, как стеклышко, Левандовский полез на антресоль за душегрейкой. Там он поколдовал некоторое время, а спускаясь обратно, вдруг оступился и отдавил подстраховывающему его тестю ухо.

Потом упал весь, повесился на шее у тестя и забормотал:

– Папаша! За что я вас так безумно люблю?!

У тестя случился припадок астмы.

А за Левандовским установили наблюдение. Дома – родственники, на работе – сослуживцы.

Но все было тщетно.

Допустим, они с женой садились в автобус. Жена по праву слабого пола шла в переднюю дверь. Левандовский – ни в одном глазу – в заднюю. Когда они встречались в середине автобуса, он бывал уже хорош.

На службе Левандовский неожиданно говорил:

– Ой, что-то живот схватило!

И сворачивал под литер «М».

При этом ожидавшие его сотрудники определенно знали: выйдет оттуда Левандовский ни бе ни ме.

И был даже такой случай На улице у Левандовского развязался шнурок.

– Подожди, я только завяжу, – сказал он товарищу.

Когда Левандовский разогнулся, его пришлось сдать в вытрезвитель.

Наконец жена пошла на крайность. Однажды она заперла Левандовского в пустой квартире. Причем по случаю ремонта вещи и обстановка из комнат были перенесены к соседям, а там оставалось только ведро с известкой, две малярные кисти и четырнадцать килограммов метлахской плитки.

Через полтора часа я позвонил Левандовскому,