– На одно больше, чем у меня, но все равно красиво… Я бы с радостью увидел вас сегодня вечером.

– Я бы тоже с радостью увидела вас сегодня вечером, если бы у меня не было записи на радио, а вы не уезжали в Вену.

– Да, про Вену я как-то забыл.

– А я никогда не забываю про свои концерты, и мне поэтому трудно жить. Зачем вы едете в Вену?

– Мне нравится, когда стреляют.

– Хотите попрактиковаться в стрельбе?

– Позвольте, кстати, представиться: Ян Пальма, политический обозреватель нашего могучего правительственного официоза. Вот моя карточка, позвоните, если я оттуда вернусь, а?

Хаген неслышно вошел в комнату. Он вообще умел ходить неслышно и пружинисто, несмотря на свои девяносто килограммов. Пальма почувствовал в комнате второго человека лишь потому, что тонкий, жаркий и колючий луч солнца исчез с его века, и в этом глазу наступила звенящая, зеленая темнота – так бывает после хорошего удара на ринге.

«У кого это был рассказ „Солнечный удар“? – подумал он. – Кажется, у кого-то из русских».

Он открыл глаза и увидел склоненное над собой лицо Хагена.

– Ну как? – спросил тот. – Легче?

– Несколько…

– Доктора мы, к сожалению, пригласить не можем… Пока что…

– Это как «пока что»? – спросил Пальма. – Вы пригласите доктора, когда надо будет зарегистрировать мою смерть?

– Ну, эту формальность соблюдают только в тюрьме, после приговора суда. Мы просто делаем контрольный выстрел за левое ухо.

– Почему именно за левое?

– Не знаю… Между прочим, я сам интересовался: отчего именно за левое? Экий вы цепкий, господин Пальма. Пойдемте, я покажу наше хозяйство. Подняться можете?

– Наверное.

– Ну, вот и прекрасно. Давайте руку…

Они вышли на маленькую галерею, окружавшую дом.

– Забор не обнесен колючей проволокой, но через эту мелкую металлическую сетку пропущен ток. У нас свой генератор. Убить не убьет, но шок будет сильный. Включаем днем, когда у нас только двое дежурных на территории. Ночью мы спускаем собак, и у нас дежурят четыре человека.

– Это вы к тому, чтобы я не думал о побеге?

– Мой долг хозяина – показать вам дом, где вы теперь живете.

– Но если мне этот дом не понравится, я же не смогу отсюда выйти…

– Приятно работать с латышами, – сказал Хаген. – Реакция на юмор у вас боксерская.

– И со многими латышами вы уже успели поработать?

– Вы спрашиваете не просто как журналист, но скорей как цепкий разведчик.

– Разве вы не знаете, что я – шеф латышской разведки?

Хаген рассмеялся:

– Я знаком с шефом латышской разведки, милый Пальма, да и не латышская разведка нас в настоящее время интересует.

– Какая же?

– Этот вопрос вам задаст Гейдрих в Берлине. Лично. Я здесь только провожу предварительный опрос. Так сказать, прелюд в стиле фа-мажор.

Пальма поморщился:

– Никогда не говорите «в стиле фа-мажор». Вас станут чураться, как верхогляда. Где, кстати, ваш мрачный коллега?

– Он будет работать с вами вечером. Когда я устану.

– Я что-то не очень понимаю: вы меня похитили?

– Похитили.

– И не отпустите?

– Ни в коем случае.

– Но ведь будет скандал, в котором вы не заинтересованы.

– Никакого скандала не будет. Машина-то ваша разбилась… Вот мы вас и похоронили – обезображенного.

– Я забыл ваше имя… Ха… Харен?

– Называйте просто «мой дорогой друг»…

– Хорошо, мой дорогой друг… Разбилась машина британской подданной Мэри-Глории-Патриции ван Голен Пейдж. Моя машина в полной сохранности. А Мэри Пейдж ждет меня в условленном городе, и, если я там не появлюсь, она будет волноваться вместе с моими друзьями. – Пальма лениво поглядел на сильное лицо Хагена и осторожно притронулся к марлевой наклейке на лбу. – Так у нас условлено с друзьями…

«Может быть, я зря выложил ему это? – подумал он. – Или нет? Он растерялся. Значит, не зря. Посмотрим, как он будет вертеться дальше. Если я выиграл время, значит, я выиграл себя. А он растерялся. Это точно… А придумал я про Мэри хорошо. Обидно, что мы с ней об этом не сговорились на самом деле».

…За полчаса перед этим Штирлиц сказал Хагену:

– Приятель, возьмите его в оборот. Пусть он все расскажет про университет, и начните его мотать про Вену. Я в жару не могу работать. Я приеду к вечеру и подменю вас, если устанете. А нет, станем работать вместе. Вдвоем всегда сподручнее. Только чтобы все конкретно, ясно?