Отгремели разноцветные салюты и фейерверки Московской Олимпиады. Улетел, обливаясь слезами, непонятного пола медведь. Отрыдал с прощальной песней товарищ Лещенко. Села подсчитывать дивиденды московская фарца. В столицу нашей Родины начали потихоньку возвращаться проститутки и уголовные элементы. Страна расслабилась. Напряглись только те, кому приказали. Есть такие граждане. С погонами на плечах. У них другие салюты, другие медали. Другие победы и поражения. Другие песни Саши Розенбаума. АФГАН!
Успеть до заката, сержант
Мы возвращались. Возвращались все. В десантном отсеке БМП лежали четверо наших «300-х». Успокаивало, что все были средней тяжести. Их порядочно растрясло, раны кровоточили, насквозь пропитывая бинты, тампоны и засаленные от пота афганки. Санитар Димка Гном вместе с ранеными на каждой кочке или яме хором дико материли механика – водителя, кидая в его сторону пустые гильзы из-под патронов. Механик сначала «отгавкивался», но потом стиснул зубы и молча давил на педали, вытаращив воспалённые от пыли глаза на разбитую дорогу. А что было делать? БМП – не карета скорой помощи. После окончания боевой операции, конечно же, вызвали «воздух» для эвакуации раненых, но помочь нам не смогли. Одну дырявую «вертушку» уже неделю латали после обстрела, а две другие работали с десантом в удалённом районе, и мы были как бы внеплановые. Приняли решение везти раненых на «броне».
Четыре дня назад по оперативным данным в кишлак Кулаш, находящийся в зоне ответственности нашей военной базы, вошёл караван. Караван не простой, а хорошо охраняемый и со специфичным грузом. В кишлак на короткий отдых зашёл конвой с двумя тяжело ранеными полевыми командирами. Пир Мухаммад и Ахмед Улла со своими отрядами оппозиционеров, а по-нашему бандами, жирно наследили в этой провинции. А теперь вот направлялись на заслуженный отдых и лечение в дружественный не нам Пакистан. Но то ли ишакам решили дать отдохнуть перед последним переходом, то ли у кого-то повязка сползла… в общем, решили на пару дней воспользоваться гостеприимством родового кишлака Ахмеда Уллы. Охрана была серьёзная и преданная, как правило, все являлись представителями одного родового клана. Со слов информатора, всего их было человек 45–50, а может и больше. Вооружены и подготовлены эти бородатые дядьки были очень даже неплохо. Во всяком случае, не часто среди трофеев попадались американские винтовки М-16.
Нашей спецгруппе была поставлена задача – физическое уничтожение этих полевых командиров, так как наше командование считало, что вести с этими религиозными фанатиками какие-либо переговоры не имело никакого смысла. Работать мы должны были совместно со штурмовым батальоном дружественно настроенной к нам армии Демократической Республикой Афганистан, задачей которого было – блокирование кишлака Кулаш и его зачистка от бородатого бандитствующего элемента.
Свою задачу мы выполнили. И подтверждение тому лежало завернутое в два толстых стёганных ватных одеяла в десантном отсеке крайнего БТРа. А что дружественно настроенный батальон? Или «зелёные», как мы их называли. Так остались с пристрастием зачищать соотечественников вверенного им кишлака. Как сказал Боцман: «Глаза б мои на них не смотрели!».
А что он хотел этим сказать, знает только он. Ибо не понаслышке знает скотское отношение бойцов ДРА к своим же соплеменникам. Тащат всё. Всё, что лежит, бежит, блеет и бодается. И вот сидим мы сейчас с ним по обе стороны башни БМП, раскорячившись на броне, как препарированные лягушки. И каждую ямку, каждый бугорок этой треклятой дороги ощущаем своими деревянными задницами. В волосах, в глазах, во рту и даже в трусах – чешется, режет, мылится и слипается рыжая афганская пыль. И мои парни искренне огорчались жалким видом детородных органов, во время справления естественной нужды на редких остановках. Боцман, на небольшом привале, удивил ботаническими познаниями:
– Саня, если нас двоих хорошенько потрусить в цветочный горшок, то можно будет большой куст герани посадить, как у моей бабки на балконе в Севастополе. А может даже фикус!
Неожиданно связался по рации командир замыкающего «бэтэра»:
– Товарищ командир, прошу разрешения остановиться.
– С каких хренов? – корректно спрашиваю у подчинённого, не выходя за рамки.
– Надо, – отвечает сержант с еле заметной грустью в голосе.
Это другое дело. Стучу по броне и скрещиваю руки перед появившейся в люке чумазой мордой командира нашей БМП. Остановились. Минуты три сидели с закрытыми глазами и ртами, молча ожидая, когда осядет пыль. Подтянулась вторая БМП и БТР с сержантом – инициатором остановки. Подбегает, кашляет, глаза выпученные, как во время неудачных учений по газовой атаке. И лицо… бледное такое, как у восьмиклассницы после первой сигаретной затяжки.
– Ну? – стараюсь начать помягче, чтобы не вызвать рвотные позывы у подчиненного.
– Товарищ командир, жопа у нас, – дисциплинированно отвечает подчинённый и смачно плюётся в сторону своего БТРа рыжим сгустком слюны и соплей.
– Ну? – стараюсь разобраться в ситуации.
– Духи воняют, спасу нет! – вытирает натуральные оранжевые слёзы сержант, ковыряя берцем «марсианскую» пыль дороги.
А надо сказать, что сейчас в Афгане лето за окном. Как бы далеко за 30 по Цельсию! А духи, между прочим, «вчерашние»! В ватных одеялах и в металлическом раскалённом саркофаге «бэтэра» без кондиционера. А ехать ещё и, бл… ехать! Мать его!
– Что делать будем? – как бы спрашиваю сам себя вслух, но посматриваю с надеждой на Боцмана.
– Василич, а пусть на броню поднимут и как-то ближе к корме привяжут, – изрёк Боцман, ни на кого не глядя, – ветерком обдует… Только ехать быстрей надо, чтобы муха не догнала. Понял? А то привезём с опарышами!
– Так всё одно вонять будут, товарищ прапорщик, – ныл сержант, ковыряя раздолбанным берцем раздолбанную дорогу.
– Старший прапорщик! Всё одно ему… Тогда давайте по очереди, – посветлел лицом, найдя выход, Боцман.