Поэтому согласно киваю, подтверждая предположение Гарды.

— Нужно сказать волшебные слова: «Гори» или «Не гори», тогда они греют или гаснут. Вот так это работает.

Отлично, учтём.

Гарда покрывает мне голову приятно пахнущим маслом, расчёсывает, подрезает и заплетает волосы, украшает их заколками и помогает надеть скромное серое платье с буфами на плечах, узкими рукавами и красивой шнуровкой спереди.

Мои подруги-реконструкторши такому бы обзавидовались. Как и чулкам из натуральной грубой шерсти. И мягким башмакам из вощеной кожи.

Чтобы я смогла надеть последние детали туалета, Гарда опускается на колени и крохотным ключиком расстегивает замок цепей. На щиколотке остаётся след.

Гарда подбадривает:

— Наконец вы сможете ступать беззвучно. А то при каждом шаге — звяк-звень.

Я выдавливаю улыбку в ответ на её замечание и жалею ту Илону. Мало, что была уродиной, как говорит Гарда, так ещё сиротой при живых родителях и на цепи.

Однако приступ сентиментальности быстро проходит. Мне вновь хочется веселиться и смеяться, потому что чистая, душистая и прилично одетая чувствую себя куда лучше.

Гарда проделанной работой, похоже, довольна. Осматривает меня, а у самой глаза светятся от гордости и удовольствия.

— Какой же хорошенькой вы стали. Настоящая принцесса! Даже в таком платье. А теперь идёмте, кучер заждался уже.

Она быстро собирает всё обратно в корзину, берёт меня под руку и ведёт к тому месту в стене, где скрыт подъёмный механизм.

Оглядываюсь. Ощущение такое, будто и впрямь провела в этой комнате много лет. Накатывают тоска и страх.

Гарда треплет меня по плечу.

— Да, попрощайтесь, моя госпожа. Больше вы сюда никогда не вернётесь.

Я очень на это надеюсь. Мне не слишком понравилось.

— Не хотите забрать свой тэнк-драм? Вы любили на нём играть.

Вспоминаю, что так она назвала поющую чашу, лежащую на тумбочке возле кровати.

— Да, конечно.

Беру странный предмет, засовываю подмышку. На подобное обращение он отзывается тоненьким возмущённым звоном.

Ну, прости, чашка. Надо же тебя как-то нести.

Гарда нажимает на камень-рычаг, стена ползёт вверх, и мы оказываемся на небольшой круглой площадке, сразу за которой начинается винтовая лестница. Оттуда веет холодом и сыростью. Там темно, хоть выколи глаза, а у нас нет факелов.

Как же мы будем спускаться?

На мой вопрос, озвученный вслух, Гарда отвечает всё теми же дьявольскими головешками. Достаёт одну, бормочет какое-то заклинание, и пространство вокруг наполняет зловещий красный свет. Будто внезапно на землю пала кровавая мгла.

Идти в красноватом, с отблесками молний, сумраке — страшно. А лестнице несть конца. Кажется, её спираль бесконечно ввинчивается в землю. На очередном витке опускаюсь прямо на ступени. Круглый и довольно большой тэнк-драм невозможно мешает. Хочется выбросить его. Честно, я несколько раз порывалась сунуть поющую чашу в корзину Гарды, но всякий раз одёргивала себя: там и так полно всякого добра. А ведь ещё и дьявольскую головешку тащить приходится, освещая мне, принцессе, путь.

Гарда тоже останавливается. При красном освещении её лицо уже не выглядит таким добрым. Словно нарочно подчеркивается и диковатый блеск глаз и кривая усмешка. И даже воркующий мягкий голос сейчас вызывает не успокоение, а тревогу. Будто хищник заговаривает зубы своей жертве.

— Что же вы, моя госпожа, остановились? — с лёгкой укоризной «поёт» Гарда. — Нам нужно идти. Как только сядем, можем вообще не встать. Поднимайтесь, идём.

Но я не могу. Да, у меня всегда была пятёрка по физкультуре. И в колледже — тоже. Перед работой я уделяла по часу йоге, но бесконечные винтовые лестницы всё же серьёзное испытание для городской жительницы.

А если убрать меня и мои навыки, то Гарда торопит девушку, всю жизнь просидевшую на цепи в башне. Интересно, как бы спускалась та Илона?

— Сейчас, — заверю я, — только переведу дух. И ещё, — киваю на чашу, — неудобно тащить.

Гарда ставит корзину, роется в ней, достаёт большое полотенце.

— Почему же вы сразу не сказали, — ласково пеняет она, — уже бы давно облегчили вам ношу.

И довольно ловко сооружает из полотенца что-то типа примитивного слинга. Туда мы, как малыша, укладываем тэнг-драм, я перебрасываю его через плечо, поднимаюсь по стене и сообщаю проводнице, что готова к дальнейшему пути.

Она молча кивает и идёт вперед, заливая лестницу алым маревом.

Ступени, ступени, ступени…

Как наказание.

Как отчаяние.

Как невозможность.

Захочешь, не убежишь. Растеряешь весь энтузиазм на четырёхсотой. А на тысячной — почувствуешь себя дурой и поймёшь, что сидеть в башне было лучше.

Бесконечная лестница — надёжнее любой охраны.

От витков кружится голова. Я останавливаюсь на отдых ещё несколько раз.

И вот, наконец, последняя ступенька, а за ней — площадка, небольшой холл и дверь.