– Пенсионеры, пропустите, бандероль нужно за брать.

Меня пропускает одна бабушка, года два назад я отпевал ее супруга. Пока получал бандероль, разговорились.

– Давно вас не видел.

– Что делать, теперь я одна. После смерти мужа все больше в Москве у детей.

– А сейчас по какому поводу приехали?

– Просто почувствовала, что надоела им там, пусть отдохнут от меня немного. Поживу здесь пару недель и назад.

– Понятно. Ну, будьте здоровы.

Приехал в храм. Готовлюсь к отпеванию, умерла стооднолетняя старушка, а из головы все не выходит муж той самой женщины, что уступила мне очередь на почте. Когда же я его отпевал? Беру в руки требник, листаю, и вдруг из него выпадает листок с именем этого самого человека и датой его отпевания. 15 февраля 20… года.

Почему-то сохранился. Наверное, я использовал этот листок как закладку.

Отпевал бабушку и одновременно служил панихиду по мужу той женщины. Все удивлялся, как ловко он мне о себе напомнил. И кто его еще помянет, кроме меня? Больше некому.

28 августа, прямо на праздник Успения Пресвятой Богородицы, мы отпевали старенькую тетю Лену. Скончалась она рано утром в субботу. Накануне, вечером в пятницу, к ней приходила внучка. Тетя Лена, ей было 89 лет, совсем глухая, несколько дней назад упала и сломала ногу.

Лежит бабушка, рассказывает внучка, и словно прислушивается к чему-то.

– Бабушка, что ты там слышишь? – интересуется молодая женщина.

– Колокола звонят… А ты разве не слышишь? Колокола. И так громко. Праздник, что ли, сегодня какой?

Когда я стал священником, тете Лене было уже за семьдесят. На пару с сестрой они шили разноцветные облачения на престолы всех храмов, что стоят у нас в округе. Еще шили воздухи, платы для Причастия.

Копили деньги, покупали на них ткань и шили. Она одна из последних праведников, которых я застал еще в той прежней своей жизни.

На следующий день после похорон служили молебен в часовне, и я рассказал нашим о тети-Лениных колоколах. Потом подходит ко мне один наш прихожанин, мы с ним приблизительно одного возраста, и тоже делится:

– В детстве мама водила всех нас на воскресные службы в церковь. И крестики нам обязательно повязывала. Помню, мне уже исполнилось десять лет, и я иду вдоль проезжей дороги, думаю о чем-то своем, иду и смотрю себе под ноги. Вдруг непонятно откуда громыхнул церковный клирос. Да как запоет, запоет!

Я остановился как вкопанный, озираюсь вокруг и вижу: прямо на меня летит грузовик. Как я сориентировался, как умудрился одним махом улететь в сторону от дороги и спрятаться за какую-то каменную преграду, не помню. Только грузовик всей своей массой ударился об эту преграду, остановился и заглох. Оказалось, шофер напился и заснул за рулем.

Сегодня должен был отпевать сразу после крещения. Родственники умершей попросили оставить гроб с телом бабушки еще с вечера у нас в храме. Бабушка, мол, верующая была и перед смертью все им наказывала последнюю ночь провести ей в церкви.

Мы согласились. Одна половина храма у нас летняя, не отапливаемая, а другая приспособлена для службы в зимних условиях. Крещу малышей в зимней части, а покойников отпеваю – в летней. Так что никто никому не мешает.

Староста рассказывает, пришли родственники в летний храм незадолго до отпевания, в это время я еще крестил. Подошли к своей бабушке, глянули в гроб и отпрянули.

– Ой, – говорят, – это не она.

– Как это не она? – спрашивает староста. – Вчера, значит, была она, а сегодня получается, что и не она? Что, я вам ее подменила?

– Да вы сами поглядите. Нашей бабушке было 90 лет. Старая и страшная. А покойнице на вид ну самое большое лет шестьдесят. Лицо красивое и ни одной морщинки.

Кстати, меня оно тоже поразило. Величественное, глаз не оторвать. Вчера тоже бабушку отпевал, ту и вспоминать не хочется. Об этой пишу, а она перед глазами стоит.

Пошла староста мне при крещении помогать, родственники все как один тут же убежали из храма. Стоят на улице и дрожат. Может, от холода, а может, от страха. Еле уговорил их назад вернуться. Во время отпевания держались от гроба на порядочном расстоянии и все на выход поглядывали. Мало ли, на всякий случай.

Как-то, это еще до Великого поста, скончался у нас в поселке один бывший алкоголик, в свое время человек очень и очень пьющий. Жили мы с ним тогда в одном многоквартирном доме и даже в одном подъезде, потому и насмотрелся я на его художества вдоволь. И всегда поражался, какое же нужно иметь здоровье, чтобы так пить.

Жене в конце концов это надоело, и она выгнала его из дому. Потому пить он перебрался к маме. Мама с ним тоже не справлялась. Человек продолжал спиваться. Где он у нас только не валялся! Пять лет валялся, десять, пятнадцать. Окружающие, глядя на него, задавались одним- единственным вопросом: когда же он наконец умрет? А человек пил и не умирал. Однажды зимой, заснув в снегу в пятнадцатиградусный мороз и пролежав всю ночь, он не только не замерз, но даже и не обморозился. Понимая, что обычному нашему земному человеку такое не под силу, народ предположил, что этот, скорее всего, инопланетянин.