После оценки предполагаемых хозяев этой рубки, которых я кроме девушки и не видел, вообще-то, в принципе, я перешел к осмотру самого помещения.

Стены серые. Верхний слой снят. Сделано это для ускорения доступа к коммуникационным и энергетическим каналам. Видимо, у них часто вылетает проводка, что не очень хорошо. Похоже, кораблик знавал лучшие времена. Ну, или как вариант, в плане бреда, ему часто задают режимы работы, которые его системы не выдерживают, и приходится в экстренном порядке их восстанавливать. Об этом говорят и замененные во многих местах облицовочные панели, не родные, а изготовленные из более дешевого материала. По ним очень хорошо видно, что ремонт, как минимум, только самой рубки, проводился не менее пятнадцати раз. Столько разнородных панелей я насчитал на ее стенах.

Что еще? Да по сути, больше ничего. Хотя нет, осталась командная консоль управления кораблем. И она опять выбивается из обычного стандартного комплекта поставки подобного типа судов. Но это и не удивительно, если уж они полностью переоборудовали весь корабль, то ее наверняка должны были модернизировать в первую очередь.

Осматриваю консоль управления, которая, по сути, и является средством связи с сердцем и душою этого корабля. С его главным управляющим искином. Хотя и тут видно, что это явно самопальная поделка и собрана из нескольких различных интерфейсных модулей взаимодействия, но все сделано очень аккуратно и даже, если судить на мой не слишком опытный в этом деле взгляд, было заметно, что она создана специально под какие-то определенные задачи и нужды. И смонтирована она, судя по всему, по индивидуальному заказу. Ну, или консоль была собрана самостоятельно, кем-то из команды. Например, тем же инженером.

И пусть полученное изделие имеет несколько неказистый и корявый вид. Я прекрасно понимаю, что сделано это специально, чтобы упростить работу для членов экипажа, вынужденных совместно действовать в достаточно сильно ограниченном объеме командной рубки.

«Неплохо придумано», – прокомментировал я сам про себя увиденное. И огляделся еще раз. При осмотре командной рубки и оценке состояния корабля у меня сложилось некое двойственное впечатление.

Первое. Хоть за кораблем и стараются присматривать и ухаживать, но все равно он очень уж запущен, на мой взгляд, и нуждается в срочном ремонте.

И второе. Раньше ведь кто-то им занимался. И этот кто-то достаточно грамотно и квалифицированно переделал стандартную конфигурацию судна под новые нужды корабля и команды.

И у меня создавалось такое впечатление, что это два совершенно разных человека, существа, специалиста. И второго сейчас, к сожалению, нет на корабле. Иначе, как я понимаю, им бы не понадобился я.

Наконец, я перевел свой взгляд на спокойно сидевшую в капитанском кресле девушку.

– Ну что, насмотрелся? – спросила она.

Я лишь пожал плечами на этот ее риторический, казалось бы, вопрос.

– Ну и что скажешь? – спросила у меня креатка, даже не дожидаясь ответа на свой предыдущий вопрос. И немного помолчав, добавила: – Понравилось то, что увидел?

Я посмотрел на нее и усмехнулся.

– Есть такое дело.

– И что же привлекло твое внимание? – уточнила она, обведя корабль рукой.

Слишком двусмысленная формулировка вопроса. По крайней мере для меня. Вот сейчас как раз и произошло то, из-за чего я иногда попадал в неприятности, но зато очень крупные. Я не шутник. И даже не острослов. Но иногда на меня накатывает.

Проснулось мое косоногое и косорукое чувство юмора, которое обычно дрыхнет непробудным сном. Посмотришь со стороны, и в обычное время вроде даже и нет его у меня. Но иногда как сморозю, сморозю. Сам диву даюсь.

– Капитан… – как можно спокойнее ответил я, стараясь сдержать улыбку.

Девушка сначала и не поняла, о чем идет речь.

– Да ты, – и в мою сторону смотрит дуло одного из бластеров, который еще пару мгновений назад висел у нее на поясе.

– Ну а что ты хотела? – пожал я плечами. – Коль задала дурацкий вопрос, то и ответ на него такой же дурацкий получила.

Креатка, похоже, опешила от такой наглости. Даже оружие слегка опустила. Да я и сам был немного в шоке. Не ожидал от себя такого. Но коль уж запел тенором, то продолжай выводить рулады. Поэтому я обвел рукой, показывая на корабль вокруг, выложил все свои мысли:

– Лоханка полностью переделана. Ни одного нормального тестирования от сведущего в своем деле специалиста, для получения приличного контракта в любой из действительно надежных и влиятельных контор или организаций, она не пройдет. Того и гляди, это корыто от пинка развалится в космосе, и, уверен, что произойдет это во время очередного рейда. Система безопасности тут ни к черту. Про маршевые сказать ничего не могу, но прыжковые движки разогнаны по максимуму, так что летать на этом корыте решатся лишь полные психи. Судя по тому, что я уже сказал, не думаю, что и со всем остальным тут дела обстоят намного лучше. Щиты, орудийные башни, все, по-видимому, настроено не лучше, а, скорее всего, так же как и сама эта лоханка. Все оборудование, установленное на этот корабль, устаревшее. Да еще и этот криво увеличенный и не скомпенсированный должным образом трюм, который рано или поздно обязательно вобьет последний ржавый гвоздь в крышку этого гроба. – И я похлопал рукой по стенке корабля, которая была ближе ко мне.

На девушку было страшно смотреть. По мере моего рассказа лицо ее прошло через всю палитру цветов. Начиная от темно-бордового, до такой степени она была в бешенстве. И до мертвецки бледного, растерянного и ничего не понимающего, того выражения, с которым она сейчас смотрела на меня.

При этом ее глаза сужены, губы сжаты в одну тонкую полосу, ноздри расширены. Руки так крепко ухватились за рукояти бластеров и десантного ножа, что костяшки пальцев на них побелели.

Я же, будто не замечая всего этого, еще раз обвел взглядом вокруг себя и спокойно закончил: