Эта книга объединяет два романа швейцарского автора Алекса Капю, в которых действуют одни и те же герои, а главная тема, придающая цельность произведениям – любовь. Макс и Тина женаты уже четверть века, Тина – любовь всей его жизни. Он держит небольшой бар, дни напролёт занят будничными делами – то занимается мелким ремонтом, то отправляется за чучелом бычьей головы, которое непременно должно висеть над стойкой его бара. Максу нравится его жизнь такой, как она есть, ему нравится его семья, друзья, завсегдатаи его бара. Он осознаёт это особенно остро, когда Тина уезжает на несколько дней, и он с нетерпением ждёт от неё звонка. «Жизнь хороша» – остро и тонко написанная художественная апология повседневности. Но прежде всего это гимн любви.
В романе «Королевские дети» Макс и Тина застревают на своей машине в снегу на горном перевале. В ожидании помощи Макс рассказывает жене историю местного батрака из времён французской революции, который влюбился в дочь богатого крестьянина и вынужден бежать от преследования то в солдаты, то в пастухи при дворе короля Людовика XVI. «Королевские дети» – это захватывающая игра между веками и лучшая любовная история Алекса Капю со времён его романа «Леон и Луиза».
Королевские дети
Перевод с немецкого Татьяна Набатникова
Красная «Тойота Королла» с трудом пробивалась сквозь темень и пургу на перевал, насилу вписываясь в крутые витки серпантина, словно слаломист, огибающий «шпильки». Фары нашаривали путь между красными направляющими столбиками, скрипел под колёсами снег, уминаясь в одинокий след, который быстро заносило новым покровом. Машина давно миновала последнее человеческое жильё, последнее светящееся окно. Теперь тут оставались только крутые, заснеженные альпийские луга с могучими скалистыми глыбами, готовыми в любой момент сорваться и покатиться вниз по склону, да там и тут скрывался в недоступной расселине хвойный лесок, корявый, по-зимнему оцепенелый, в который давно не ступала нога человека.
Очень может быть, что из-за шума мотора в одном из этих перелесков проснулся одинокий горный козёл, улёгшийся заночевать под ветвями ели. Легко можно себе представить, как он поднял голову с могучими рогами и глянул вниз на Тойоту; он различил сквозь лобовое стекло слабо освещённые лица женщины и мужчины, неотрывно глядящие в мельтешение вьюги. Наука ещё не открыла, задумываются ли горные козлы о том, что делают люди; но если задумываются, то разбуженный старый козёл в это мгновение несомненно отметил, что женщина и мужчина в такую погоду и в такое время суток ни в коем случае не должны были ехать по перевалу. И уж тем более в гору.
– Вот теперь мы уже окончательно опоздали повернуть назад, – сказала женщина.
– Минут десять назад, может, ещё и получилось бы, – согласился мужчина.
– Но десять минут назад мы говорили то же самое.
– И двадцать минут назад тоже.
– Но теперь действительно поздно.
– Не знаю, как бы мы умудрились здесь развернуться.
– И задом тут не съехать.
– Вот и остаётся только вперёд. Тут уже, должно быть, не так далеко до перевала. Каких-нибудь три или четыре витка, я думаю.
– Я не могу налюбоваться, как работают наши «дворники», – сказала она. – Ты ими тоже доволен?
– Да.
– Что?
– Да.
– Что ты сказал?
– Да всё хорошо.
– Чем тебе не нравятся наши «дворники»? Такой буран – а они справляются.
– Слушай, я нахожу наши «дворники» выше всяких похвал, – сказал он. – Этого тебе достаточно? Не могли бы мы уже оставить эту тему?
Тина и Макс были парой, которая в главных вещах этой жизни всегда была заодно. По мелочам они постоянно цапались, но в главном сходились безоговорочно, даже не переглянувшись.
Ещё полчаса назад, когда они ехали в вечерних сумерках по чёрному асфальту Бернского нагорья с его позднелетними лугами, они ожесточённо спорили по вопросу, в какой момент разумнее всего включать стеклоочистители. Незадолго перед тем с серого осеннего неба начали падать первые снежинки, после чего Тина и включила «дворники», а Макс со вздохом откинулся на подголовник.
– Ну что?
– Ничего.
– Да говори уже.
– Ничего.
– Что?
– «Дворники».
– А что с ними не так?
– Ты включила их из-за какой-то пары снежинок.
– И что?
– Только размазала грязь по стеклу, стало хуже видно.
– И что?
– Признайся, что видимость стала хуже.
– Когда начинает идти снег, я включаю «дворники». Когда снег прекращается, я их снова выключаю.
– Но не из-за трёх же снежинок!
– Не понимаю, что я сделала не так, – сказала она. – Стеклоочистители включают, когда начинаются осадки, именно для этой цели ребята с «Тойоты» и встроили в машину эти штуки. Я с уверенностью полагаю, что именно такая рекомендация и прописана в руководстве по эксплуатации машины.
– Оставь меня в покое со своим руководством по эксплуатации.
– Оно лежит в бардачке. Можешь заглянуть. На букву «С», стеклоочистители.
– Я говорю не о формальных предписаниях, а о ценностях, добытых опытным путём. При помощи здравого смысла.
– Ясно.
– По моему опыту, «дворники» лучше всего включать лишь тогда, когда стекло уже как следует увлажнилось. Тогда каучук не размазывает грязь по стеклу, а бесшумно скользит по нему, оставляя за собой кристально-прозрачную поверхность.
– Окей, прекрасно. Ты ведь шутишь, я надеюсь?
– С чего бы это?
– Скажи, ведь ты не всерьёз. Соври мне и скажи, что ты шутишь.
– Ни в коем случае. Кстати, я даже нахожу это по-настоящему обывательским.
– Что именно?
– Когда постоянно ходишь с тряпочкой и всё протираешь, где надо и где не надо.
– Ты находишь очистку ветрового стекла обывательской?
– Вот это вот непрерывное подтирательство. Эту навязчивую, эту навязшую в зубах чистоплотность.