Я стоял на крыльце серого здания, на котором вешали новую табличку синего цвета. Красиво на двух языках было написано «Комитет национальной безопасности Республики…» У меня в руках был зелёный, ещё советский, военный билет, в котором «… майор М. уволен из КНБ по статье… в связи с переходом в народное хозяйство».

Я повернулся, посмотрел на табличку и подумал: «А всё же непонятно, какой национальностью будет обеспечиваться безопасность?» Хотя и было понятно – какой… Я спустился в свой любимый сквер и пошёл к остановке автобуса. Начинался новый этап жизни, был апрель 1991 года.

Виктор Жаленков был в свои тридцать почти лыс, носил подтяжки, имел слегка навыкате задумчивые глаза и маленький животик. Опером он был неважным, но хорошо стрелял и имел одну сногсшибательную черту – ему женщины давали сразу. Или почти сразу. И не делал он ничего особенного: смотрел с прищуром, красиво курил и… молчал. Я видел этот эффект, девки прямо за столом готовы были раздвинуть ноги. Феноменальная способность.

Его сослуживцы прыгали вокруг какого-нибудь смазливого следователя в юбке – подарки дарили, анекдоты рассказывали – а Жаленков мог на очередной пьянке тихо сказать ей в ушко:

– Ну что, поехали к тебе…

Она тут же молча вставала, и они с Витей уезжали на такси. А все сидевшие за столом товарищи офицеры тихо сосали х… у пожилого зайца вместе с любителем этой поговорки Алексеем Николаевичем, который только что распушал свой павлиний хвост перед этим самым следователем в юбке.

За столом водворялась тишина, пока кто-нибудь не брякал:

– Ну, Жаленков, опять всех урыл… Ну что, товарищи офицеры, за нас! И чтобы не последняя!!!

В оперативной работе Виктор тоже применял свои чары. Но бывали и осечки. Очень остро тогда на всех совещаниях стоял вопрос с конспирацией в работе с агентурой, которую мы же и должны были вербовать из числа честных советских граждан. Надо было такие встречи проводить на конспиративных квартирах, которые каждый опер должен находить сам. Навербовал честных граждан и встречайся, пожалуйста, с ними на конспиративной квартире, где хозяин или хозяйка также честные и советские…

Беда с этими конспиративными квартирами была. Даже очень честные граждане и гражданки не очень хотели посторонних людей пускать в свою квартиру. Да ещё этот посторонний, будь он с красной книжечкой сотрудника КГБ, тащил с собой честных, но незнакомых… Люди находили массу отговорок, чтобы отказать тебе в возможности таскать в их квартиру посторонних, закрываться с ними в отдельной комнате и о чём-то шептаться и писать, писать, писать… Многие, особо храбрые, говорили просто: «Мой дом – моя крепость!» И невозможно было доказать, что интересы государственной безопасности диктуют раскрыть ворота этой самой крепости перед незнакомцами. Беда, короче, была с этими конспиративными квартирами и вербовкой их владельцев. Хотя Контора за это деньги платила этим самым владельцам и не очень маленькие по тем временам.

Виктор Жаленков в ходе какого-то совместного с милиционерами мероприятия познакомился с миловидным товароведом большого парфюмерного отдела крупного универмага. Товаровед была не молода, но стабильно состоятельна. Не было в достатке тогда в продаже французских духов, а советские женщины их любили. Хоть и был «железный занавес», но к хорошему привыкают быстро. Завезли как-то такие духи в страну и все… перестали советские дамы любить духи «Красная Москва». Но не могли советские внешние торговцы привезти в достаточном количестве духов в эту необъятную страну. Вот и катались, как сыр в масле, директора всевозможных торговых баз, заведующие отделов и секций универмагов и прочие работники советской торговли.

Как-то группа офицеров, куда я тоже входил, сидела в кабинете и тяжело обсуждала, куда пойти выпить. Был конец сложной недели. Бегали по каким-то дурацким «мероприятиям», что-то контролировали, что-то предотвращали. На душе у всех было гадко, хотелось выпить где-нибудь в укромном уголке, поболтать и пожаловаться друг другу на никчемную жизнь, на засилье партийных аппаратчиков, на эти самые «мероприятия», которые придумывали партийцы-чиновники. Уже была видна деградация и страны, и Конторы. Все понимали, что Перестройка несёт что-то неотвратимо дурацкое, бестолковое, даже страшное…

Вдруг сидящий понуро Жаленков предложил:

– Можно пойти на мою новую КК (так на своём оперском жаргоне мы называли конспиративные квартиры). Хозяйка в командировке.

– И она тебе ключи отдала на время отъезда… – хором сказало три-четыре голоса. – Витя, ты опять через постель вербуешь дамочек?

Последний вопрос повис в воздухе. Все уже отстёгивали кобуры пистолетов, прятали личное оружие и лежавшие на столах бумаги в металлические сейфы, судорожно их опечатывали своими, тоже металлическими, личными печатями.

…Начальник отдела был у нас очень хорош – красивый статный, выходец с севера, очень грамотный и дружелюбный к подчинённым некоренной национальности этой большой азиатской республики. Последняя черта была редка и поэтому очень ценилась нами.

– Товарищи офицеры, я собрал вас по поводу, который является вопиющим и дискредитирующим высокое звание сотрудника КГБ СССР. По данному факту начальником нашего управления, генерал-майором N назначена служебная проверка, – подполковник откинулся в кресле, устало расстегнул верхнюю пуговицу своей безукоризненно белой рубашки, ослабил узел галстука. – В общем, мужики, я хочу знать – что там произошло? Чтобы сохранить ваши задницы и заодно погоны, я должен знать всё подробно и в деталях. Думаю, что всем всё понятно. Кто первым будет докладывать?