— Закажу тебе памятник в виде бутерброда.

Мы медленно идем к йогуртам, по пути прихватывая всякую мелочевку и спорим, как семейная пара во время еженедельной закупки продуктов на семью. Это довольно забавно, и продавцы в кулинарии и пекарне с интересом и не скрываясь за нами наблюдают.

— Влад? — вдруг слышим мы и оборачиваемся.

Я вижу женщину, пожилую, но очень ухоженную, стройную. Она одета просто, но со вкусом, в тонкий бежевый плащ и симпатичные сапожки. Обычная покупательница супермаркета премиум-класса, среднего достатка. Но что-то в ней не так, она смотрит на нас как-то жалобно.

— Владик… сыночек…

Медленно протягивает руку и касается Архипова. Тот вздрагивает и будто сбрасывает наваждение.

— Здравствуй, мама.

— Владик… как дела у тебя? Это твоя девушка? Какая красивая, а как зовут…

— Это моя секретарша, — отрезает он. — Мы торопимся.

На моем запястье смыкаются стальные пальцы и сопротивляться силе, буквально тянущей меня к кассам, невозможно. В полной растерянности я оборачиваюсь к женщине, чтобы извиниться за внезапное исчезновение, но слова и даже жесты так и остаются в мыслях, потому что все внутри скручивается в тугой узел.

Я на всю жизнь запомню этот материнский взгляд. Отчаянный, тоскливый, с медленно угасающей надеждой.

В машине тихо. Архипов мрачно смотрит в окно, совсем меня не замечая, будто я даже не существую. Дороги пусты, мы с сумасшедшей скоростью несемся к отелю.

— Это была ваша мама?

Сначала мне кажется, он не ответит. Поэтому когда его голос разрывает тишину, я вздрагиваю.

— Да.

— А почему… почему вы не стали с ней говорить?

— Не захотел.

— Так нельзя. Она, кажется, по вам скучает.

— Не мне тебе рассказывать, что не все родители достойны внимания своих детей.

— Она так смотрела… что между вами произошло? Неужели обида стоит порванных отношений с матерью?

— Олеся, не лезь туда, куда тебя не приглашали, — неожиданно грубо обрывает меня шеф. — Тебе и так позволено больше, чем кому-либо. Ты нихрена не работаешь, целыми днями влипаешь в истории и единственное, что я хочу от тебя вечером — это минет. А не нравоучения.

Слезы обиды обжигают глаза, и я отворачиваюсь, умолкнув. Наверное, Архипов прав, его отношения с матерью — не мое дело. Лезть в чужую семью нельзя, но как же обидно, что на него с такой любовью смотрит мать, и это ему совсем не нужно! А мне даже весточки на электронку никто из родителей так и не сбросил. Я могла бы быть мертва, а они вряд ли бы об этом узнали.

Всю дорогу до отеля мы молчим. Молча проходим через холл, молча поднимаемся на лифте. Мне сложно представить, как в такой атмосфере можно пить вино и заниматься любовью. Больше всего на свете хочется залезть под одеяло и хандрить.

Архипов ставит пакеты у холодильника и… направляется к двери.

— Вы не останетесь? Я думала…

— Я не ночую у шлюх, с которыми сплю.

Меня словно окатывает ледяной водой. Я стою посреди комнаты, в одной туфле, растерянно смотрю вслед начальнику и не до конца осознаю смысл его слов. Первой просыпается злость.

Я вылетаю вслед за Архиповым в коридор. Ему в спину летит моя туфля, а следом за ней и крик:

— На будущее: принимаю извинения исключительно бутербродами с икрой, ясно?!

Потом хлопаю дверью. Так, что, наверное, бужу весь отель.

Панорама ночного города немного успокаивает. Я стараюсь не злиться на Архипова, отчасти понимая его злость. Нечто похожее одолевало меня в первые месяцы после побега родителей, я взрывалась от одного их упоминания.

Но все же мне уже совсем не хочется узнавать Владислава Архипова лучше. В его шкафу, похоже, помимо костюмов от Армани, завалялась парочка скелетов.

Утром я преисполнена обиды, вредности и желания доказать напыщенному индюку в кабинете директора, что умею работать. Придирчиво выбираю платье, останавливаясь на джинсовом, вместо шпилек обуваю кеды, а вместо изящных локонов делаю высокий хвост, безжалостно собирая пряди волос под резинку. Образ получается почти спортивный, дерзкий и совершенно противоположный тому, что нравится шефу.

Однако когда я выхожу из отеля и вижу водителя, меня начинают одолевать сомнения. Наверное, не стоит дразнить человека, который выкупил твой долг. Но времени превращаться обратно в хорошую девочку нет. Я сажусь в машину и мы буквально чудом успеваем до начала пробок.

В приемной на моем столе я вижу тарелку. И против воли, наплевав на установку быть серьезной и суровой, начинаю хихикать.

Да, это бутерброды. С икрой. Половина с красной, половина — с черной. Аппетитные золотистые кусочки багета, еще прохладное сливочное масло, кокетливая веточка петрушки. В центре — розочка из тонких слайсов огурца.

Я вешаю плащ в шкаф и продолжаю хихикать. В голове крутится забавное "кино": как Архипов, высунув от усердия кончик языка, мажет хлеб маслом и укладывает икру. Глупость, конечно, заказать бутерброды в ближайшем ресторане занимает десять минут…