И вот вам, напарники, очередной лончак, извольте радоваться. Молодой да зеленый, ни дать, ни взять – крапива весенняя.

Новый лончак не понравился Шану даже больше обычного. Совсем еще сопляк. И кто его только в таких годах из ученичества выпустил? Тело, еще не успевшее толком избыть недавнюю подростковую угловатость, лихая челка, глаза с озорным прищуром. Даже прозвание у этого юнца несерьезное – Воробей. Тье Воробей. Ну, и куда это годится?

Впрочем не Шану прозваниями считаться. Тому, кто с детства был единодушно наречен Храмовой Собакой, лучше бы о таких вещах и не заговаривать.

Подумав ненароком о своем нескладном, как и он сам, прозвании, Шан досадливо засопел, сбился и поневоле замолк, собираясь с мыслями.

Тут-то в управу и вбежал с воплем: «Там! Убили! Утопили! По голове!» – заполошный крепыш.

Начальник управы просиял.

– Вот вам и работа, всем троим.

И Шан с отвращением понял, что отказаться от высокой чести опекать лончака ему и на сей раз не удалось.

Все, что он мог – принять задание, поклониться и вместе с напарником, прихватив с собой лончака, отправиться вслед за всклокоченным вестником убийства.

Впрочем, убиенный посредством утопления по голове оказался хоть и без сознания, но вполне живым. Как успел поведать по дороге потрясенный событиями вестник, жив он остался, главным образом, заботами Ласточки. Той, которая Забияка.

Бывшую Забияку Шан знал с детских лет и испытывал к ней изрядную симпатию. Между ними было много общего. Они оба родились в нищете. Их ветхие хижины стояли по соседству. Забияка была девчонкой, Храмовая Собака был старше годами, но это не имело значения. Их объединяло куда более важное – обостренное чувство справедливости. А еще – внешность. Оба они, хотя и на разный лад, были некрасивы. Шан со своим обликом кое-как свыкся – но ведь женщине такое тяжелее достается, верно? Вот почему он был рад до ошеломления, когда Забияку присватал рисовальщик Бай. Шан иногда захаживал к ним гости – часто наведываться у него за недосугом не получалось, работа съедала слишком много времени. Доводилось ему, впрочем, как раз во время работы встречать Забияку – отныне Ласточку – вместе с мужем на праздничных гуляниях. Выглядели они рядом забавно. Рослая Ласточка рядом с хрупким мужем смотрелась, как дуб рядом с тростинкой. Но опытный сыщик Шан не обманывался: его проницательные глаза видели, что в этой паре именно тростинка – опора для дуба, а не наоборот. Художник любил жену, и беззащитная нежность этой любви вливала в Ласточку силу на всевозможные свершения. Шан не знал, каким образом Ласточка очутилась на месте происшествия – но раз уж она там очутилась, кому же еще спасти погибающего, как не ей!

Однако не только Ласточка возвышалась над сотоварищами по закатной страже, словно пожарная каланча. Почти вровень с ее головой маячила еще одна. Ну надо же – Дылда! То есть стражник Лан, разумеется. Тоже приятель детских лет. А значит, ничего не поделаешь – опрос свидетелей Шану вести не придется. Правила на сей счет строги: личное знакомство со свидетелем недопустимо. А тут сразу двое знакомцев.

Шан сердито засопел.

– Так, лончак, – бросил он, не оборачиваясь. – Пока сыщик Най свидетелей опрашивает, пойдешь со мной к лекарю, будем труп осматривать… тьфу – то есть потерпевшего!

Не дождавшись ответа, Шан все же оглянулся. Лончака рядом с ним не оказалось. Шан начинал закипать: наглость, конечно, наглостью, но и она должна иметь пределы. Ну, вот куда запропастился этот бездельник?

Бездельник обнаружился в доме квартального лекаря. Именно он помогал лекарю внести носилки с пострадавшим в приемную комнату. Ну, молодец, мальчик. Ты тут вообще зачем? Ты кто – носильщик? Или все-таки подопечный по сыскному делу?

– Сюда его клади, сюда, – пыхтел толстенький седоватый лекарь. – Вот так, осторожнее… спасибо, дружок, можешь идти.

– Да зачем? – лучезарно улыбнулся Тье. – Давайте я вам лучше помогу. Две пары рук все-таки быстрее справятся. А меня учили.

Будущих сыщиков действительно учили основам лекарского ремесла. Вот только обычно наука шла им не впрок. По крайней мере, поначалу.

– В самом деле? – с сомнением протянул лекарь. – Ну, тогда поди сюда, посмотрим, чему тебя там учили.

В первое мгновение Шан озлился окончательно. Но – только в первое. А во второе оценил прелесть замысла.

Труп можно осматривать не спеша. И раны с него никуда не денутся. А вот когда речь идет об осмотре человека, который трупом покуда не стал, но может им стать, если помощь запоздает, все меняется. Первичный следственный осмотр бесценен. Первая лекарская помощь – тем более. Как часто потерпевший умирал, потому что сыщики осматривали его до лекаря! Сколько бесценных следов было уничтожено, потому что лекарь добирался до пострадавшего раньше сыщиков! Похоже, парнишка нашел идеальный выход из положения – провести следственный осмотр не до лекаря и не после, а совместно. Лекарь будет лечить, а сыщик – осматривать.

Неужели добрые духи послали Шану лончака, который действительно умеет думать?

За это можно простить все. И почти мальчишескую повадку, и дурацкую челку, и нахальные глаза, и самоуправство, а главное – статус лончака.

Шан шагнул поближе к лекарскому столу.

– Я тоже помогу. – Сказанное им звучало не как предложение, а как неотменимый факт. Лекарь пробурчал что-то неразборчиво, но смирился. Вот и хорошо, вот и ладно. Не может ведь сыщик Шан свалить первичный осмотр полностью на лончака. Думать Тье умеет, это уже ясно – а вот умеет ли он правильно осматривать потерпевшего, знает ли, на что надо обязательно обратить внимание?

Тье знал.

Шан не подсказывал ему, не поправлял. Он только приглядывал – на случай, если придется вмешаться – и проверял.

Тье помогал лекарю – без суеты и с понятием. Но и своим прямым делом заниматься не забывал. Шан наблюдал, как кончики пальцев Тье легкими, почти невесомыми касаниями ощупывают область вокруг раны. Как Тье осматривает рот, как обследует пальцы и ногти, проверяет, нет ли на теле других повреждений – и при этом остается на подхвате у лекаря, да так, что тот и не замечает, что творится. Парень, да тебе цены нет! Лончак ты там или кто – но ты первый, кого Шан не попытается спихнуть другим опекунам. Спихнуть? Это вы о ком? Никому не отдам, самому нужен!