В ссылке Павла на апостолов, с которыми он говорил в узком кругу, как на особо знаменитейших, отражалось общее отношение церкви к этим поставленным Христом лидерам. Такая характеристика обычно использовалась применительно к власть предержащим, подразумевая почетное положение. Но тот факт, что он ссылается на них подобным образом четыре раза в восьми стихах (Гал. 2:2–9), наводит на мысль о присутствии сарказма, направленного не на апостолов, а на иудействующих, требовавших апостольского одобрения своих легалистских извращений Евангелия. В письме, отправленном собором, лживые иудействующие характеризуются как «некоторые, вышедшие от нас», которые привели в смущение церковь и «поколебали ваши души» (Деян. 15:24).

Иудействующие не проповедовали Евангелие, которому учили Двенадцать, тем не менее они сознавали, что нуждаются в апостольской поддержке, чтобы их принимали всерьез. Поэтому они распространяли ложь, что их учение одобряется апостолами в Иерусалиме и что они входят в число их признанных представителей. Но эти утверждения были категорически опровергнуты апостолами и пресвитерами на соборе в Иерусалиме.

Павел, по всей видимости, писал галатам через несколько лет после Иерусалимского собора, и это показывает, что решение и воззвание собора не остановили иудействующих от проповеди ложного учения или от утверждений, что они пользуются поддержкой апостолов – особо знаменитейших. Совершенно очевидно, что Павел не входит в число знаменитейших, говорили они галатийским верующим, и его благовествование противоречит их собственному и апостольскому.

Но Павел, взявший с собой в Иерусалим Тита и представивший свое благовествование этим знаменитейшим, получил одобрение, а иудействующие подверглись осуждению. Павел не искал оправдания, так как он не сомневался в обоснованности своей проповеди. Он просто подчеркнул, что его благовествование основывается на прямом откровении от Бога и не нуждается ни в каком человеческом разъяснении или подтверждении (Гал. 1:11–19). Он пришел в Иерусалим, чтобы доказать, что Евангелие, которое он проповедовал, не отличается от того, которое проповедовали другие апостолы, поскольку оно было раскрыто ему прямо, хотя и независимо Самим Господом Иисусом. Павел пришел для подтверждения апостольства не для себя, а для галатийских верующих, которых смущали и обманывали иудействующие.

Иудейские учения были не просто неправильным истолкованием или применением истинного благовестия, а прямым антитезисом его. Опасаясь, что они могут согласоваться с учением иудействующих и их извращенным Евангелием, Павел хотел сначала конфиденциально убедиться, что учителя в Иерусалиме принимают его откровение и не находятся под влиянием легализма. В противном случае могло оказаться, что он подобен спортсмену, который подвизается или подвизался напрасно и теперь обнаруживает, что все духовные усилия его служения в прошлом и настоящем тщетны и входят в противоречие с их мнением. Апостолы подтвердили благовествование Павла и не добавили к нему ничего (Гал. 2:6). Это личное подтверждение подготовило почву для принятия решения на соборе. Было необычайно важно, чтобы верующие в Галатии и в других местах поняли, что Евангелие благодати соответствует учению других апостолов и что сатанинское учение иудействующих – извращение Божьей спасительной истины.

Греческий текст этих стихов галатам был вполне понятен, но современным библеистам перевести его почти невозможно. Дж. Лайтфут назвал этот отрывок «обломками греческой грамматики». Возможно, Павел столь эмоционально защищал саму суть Евангелия, опасаясь, как бы его возлюбленная паства не поддалась на иудейскую ересь, что использовал сложные грамматические обороты и не закончил предложение.

Но общий смысл очевиден, и понять, что он хотел сказать, не составляет труда. Приводя конкретное доказательство, что апостолы в Иерусалиме были полностью согласны с ним, Павел пишет, что и Тита, бывшего со мною, хотя и Еллина, не принуждали обрезаться в Иерусалиме (ср. Деян. 15:10, 19). Истинный христианин Тит являл собой живое и неоспоримое доказательство, что обрезание и Моисеевы предписания не были необходимым условием спасения. Иерусалимский собор не согласился с требованием иудействующих, чтобы Тит и все другие языческие верующие подверглись обрезанию, и постановил, что не следует «затруднять обращающихся к Богу из язычников», принуждая их обрезаться (Деян. 15:19; ср. Деян. 15:28).

Следует отметить, что несколько лет спустя Павел обрезал Тимофея «ради Иудеев, находившихся в тех местах» (районе Галатии), но он сделал это потому, что Тимофей был наполовину евреем (Деян. 16:1–3). Тем самым он не шел на уступки иудействующим, а укреплял связь Тимофея с евреями, среди которых они проводили служение. Тимофей был обрезан не как христианин, а как иудей. Его обрезание не имело никакого отношения к спасению, а просто позволяло ему посещать иудейские синагоги, в которые в противном случае он не имел бы доступа.

Тит же был в полной мере язычником, и его обрезание противоречило бы Евангелию благодати и сделало бы его памятником победы иудействующих. Павел мог намеренно привести Тита в Иерусалим, чтобы спутать карты иудействующим лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас. Павел был совершенно уверен в исходе Иерусалимского собора и понимал, что впоследствии у него будет сотоварищ, служащий личным свидетельством истинности Евангелия благодати, не зависящего от дел. Он был уверен, что Тит покинет Иерусалим необрезанным, каким он и пришел туда, с полным благословением апостолов и пресвитеров. Если языческих верующих не принуждают делать обрезание в Иерусалиме, который оставался опорным пунктом большинства апостолов, как можно требовать от них обрезания в родных странах? Таким образом, Тит стал живым подтверждением ложности учения, отвергнутого церковью.