Я вынырнула из сна, как из болотной трясины. Села на постели и трясущимися руками растерла лицо. Мне хотелось плакать. От разочарования… А еще мне так сильно хотелось кончить. Как никогда в жизни хотелось. И не было смысла, обманывая себя, оправдывать собственное разочарование несвоевременным появлением Соловьева. Да, я мечтала о Птахе. И я хотела его больше жизни, да… Но правда в том, что сегодня я не смогла бы остановиться. Даже осознав, что это другой… не он! Я бы не смогла остановиться.

Черте что…

Со стоном отчаяния я встала с постели. В который раз пожалела о том, что взяла отпуск. Сейчас бы загрузила себя работой — и не лезло бы всякое в голову. А так… Я замерла от пришедшей в голову мысли. Помчалась в ванную, почистила зубы и, схватив полотенце, рванула через лес, спускающийся клином аккурат к моему дому. Там, в чаще, располагалось небольшое озерцо. В отличие от большого озера, которое манило туристов, вода здесь успевала прогреться. Не совсем, конечно, не до комфортных температур, но чтобы охладиться — самое то.

Я уже потянулась к майке, когда заметила, что нахожусь здесь не одна. Разрывая водную гладь мощными движениями рук, в озере плавал мой ночной кошмар. Данил Соловьев собственной персоной. Я затихла, кажется, и не дыша, спряталась в зарослях давно отцветшего багульника. Данил коснулся ногами дна и стер с лица прозрачные капли. Голый. Он был абсолютно голый.

Я скорее почувствовал присутствие Стоцкой, чем её увидел. Стряхнул с лица холодные капли. Стараясь не суетиться, как идиот, демонстративно неторопливо вышел на берег.

— Тоже пришла поплавать?

— Ага. Поплавать…

Яна отсалютовала мне голубым полотенцем, которое сжимала в руках, и отвернулась. То ли сама смутившись, то ли не желая смущать меня… Я хмыкнул и сунул ногу в джинсы. На влажную кожу одежда натягивалась с трудом. Когда я все же справился и оглянулся через плечо, Яна все так же топталась неподалеку, но раздеваться не торопилась. Я принялся гадать, что могло заставить её по доброй воле прийти сюда в такую рань. Лично мне, например, нужно было остыть. Потому что вот уже сорок минут, как я не мог сосредоточиться на работе. Сегодня я не делал чего-то особенного, просто приглядывался к окрестностям, прикидывал в уме, когда можно будет поймать лучший свет, и какую из своих камер выбрать. Мне даже удалось снять несколько интересных кадров, на которых я запечатлел двух редких для этих мест птичек. А потом вспомнил свой ночной сон — и весь рабочий настрой накрылся медным тазом.

— Только знаешь, я, наверное, воздержусь.

— Что так?

— Там, пожалуй, холодней, чем я думала, — вдруг ухмыльнулась Стоцкая. Я сощурился. Это что, она таким образом намекает на мой сморщившийся от холода член? Зараза. Хорошо, что я не сомневался в собственной мужественности, и мне не светили комплексы. Плохо — что мне тут же захотелось продемонстрировать ей себя во всей красе. Плоть, которую мне вроде как удалось усмирить, вновь воспрянула духом. В самом прямом смысле этого слова.

— Тебе не кажется это немного нечестным?

— Что именно?

— То, что ты видела меня голого, а я тебя нет.

Яна фыркнула:

— Кажется, мы не в детском саду, Данил.

— Ну, нет — так нет. Согласись, я не мог не попробовать.

Яна рассмеялась и покачала головой. Улыбка сделала её еще привлекательнее, хотя, казалось, куда уж больше?

— Не дождешься.

— А если я отвернусь?

Не знаю, почему настаивал. Почему позволял себе все эти вольности. Это был неправильно, с какой стороны ни посмотри. Господи, это же была та самая Яна Валентиновна Стоцкая, которую я чуть было со света не выжил! Которую долгое время проклинал и винил во всех своих бедах. А тут… Все перевернулось с ног на голову. Я вообще не понимал, что происходит, и уже пожалел о своих словах, когда она… Черт. Она потянулась к своей одежде.

Я не должен был этого чувствовать. Не должен был допустить. Все, чего я хотел — так это восстановить свой номер и снова услышать Тень. За спиной раздался плеск и тихие ругательства. Вот, как, оказывается, Яна Валентиновна могла! Действуя, как под гипнозом, я обернулся. Солнце не так давно встало. И его лучи падали на землю под острым углом. Освещение было просто идеальным. Я потянулся к камере и щелкнул. Раз… другой. Видимо, услышав характерный звук, Яна обернулась. Не знаю, чего я ждал. Но точно не того, что она повернется ко мне, распрямив руки по швам, и уставится прямо в глаза. Мое сердце загрохотало, больно ударяясь о ребра. Я сделал еще один снимок, приблизил. Идеальные черты лица, идеальное тело… Идеальная грудь с маленькими розовыми сосками. Я щелкал затвором, как одержимый. А внутри закручивался какой-то ураган.

— Не думал, что ты разрешишь себя фотографировать вот так… — сказал, чтобы что-то сказать, когда она все же вышла на берег и потянулась к полотенцу.

— Почему?

— Ну, мало ли. Вдруг мои фото как-то скомпрометируют тебя.

— Сильнее, чем ты это уже сделал?

Яна приподняла бровь и вновь оглянулась на меня через плечо. Я хмыкнул и почесал в затылке.

— Чувствую, что должен еще раз извиниться. И я бы так и сделал, не гордый, да только это для тебя ничего не изменит, так?