Дмитрий Биленкин
Часть возможного
– Его состояние?
– Делаем, что можем, - уклончиво ответил главврач.
Он с сомнением разглядывал посетителей. Кто они такие? Тот, что постарше, с сединой в висках и благодушными манерами, хорошо смотрелся бы за столиком ресторана. А вот молодой производил впечатление рашпиля таким жестким и колючим было его лицо. Похоже, не друзья и, конечно, не родственники больного, хотя оба возбуждены. Еще чемодан у левой ноги молодого посетителя, скорей даже ящик или сундук, громоздкий, почти квадратный, никто с таким в больницу не ходит. Сундук-то зачем?
– Думаю, пора объясниться, - старший посмотрел на молодого. Тот кивнул.
– Разрешите представиться: профессор кибернетики Саркизов Иван Семенович. Мой друг, - легкий наклон головы в сторону, - Чикин Артур Сергеевич. Кандидат наук, литературовед. Дело у нас к вам сугубо научное и не совсем обычное.
– Так, так, - сказал главврач.
– Нам известно, что положение Илляшевского безнадежно.
– Безнадежна только смерть, - возразил главврач.
– Допустим, допустим!
– округло взмахнул рукой кибернетик.
– Но надежда либо есть, либо ее нет. Тон и смысл ваших слов заставляют предположить...
– Что вам нужно?
– Это не так просто объяснить, - профессор смущенно поерзал. Илляшевский - писатель, возможно, вы читали его книги.
– Нет.
– Неважно. Писатель он некрупный, но настоящий. То есть у него было свое видение мира, свой стиль, и работал он честно, причем не обольщался размерами своего дарования. Что ж, литературе необходим и скромный талант, если он уникален. Так было с Илляшевским. Это достойная жизнь, которая вплетается, может быть, малозаметной, но добротной нитью...
– Очень любопытно, - прервал его главврач.
– К сожалению, мое время ограничено.
– И наше, - голос у "рашпиля", как и ожидал главврач, оказался грубый.
– Но вы ошибаетесь, если думаете, что мы его тратим зря. Объясните ему напрямик, Иван Семенович!
– Терпение, немножко терпения!
– адресованная главврачу улыбка содержала извинение.
– Нами разработана методика, которая позволяет - как бы это получше сказать?
– выделить, выявить, получить еще не созданные, но зреющие в сознании произведения искусства.
– Что?
– Я выразился, конечно, не совсем удачно, вы уж простите, - улыбка стала почти сконфуженной.
– Но тонкости метода, теория, принцип - это действительно отнимет много времени, которого нет ни у вас, ни у нас и еще меньше у Илляшевского. Так ведь?
– Так, - вырвалось у главврача.
– Он без сознания?
– Да. Но я по-прежнему не понимаю...
– Сейчас, сейчас, - заторопился профессор.
– Вам, очевидно, лучше, чем нам, известно, что память можно пробудить введением электродов в соответствующие участки мозга. Наш метод, как мы надеемся, даст неизмеримо больше. У человека, который живет творчеством, возникают стойкие образы будущих произведений. Мы уверены, что нам удастся их выделить из подсознания и...
– Вы хотите, чтобы я сделал трепанацию черепа умирающему?! Вы с ума сошли!
– Нет, нет, вы не так нас поняли! Никакой трепанации! Вы же снимаете энцефалограмму?
– Конечно.
– Вот! Наш аппарат столь же безвреден. Надо лишь наложить датчики, этого достаточно. Согласитесь, что датчики не могут повредить Илляшевскому.
– Которому все равно нечего терять, - рубанул Чикин.
Первым желанием главврача после этих слов было выгнать обоих. Возмутила его не техника эксперимента, даже не его содержание, которое он представлял еще смутно. Дело было в самом факте опыта на умирающем. Вот именно: опыт на умирающем!
Он стиснул пальцы так, что они побелели.
– Никто не имеет права, - проговорил он размеренно, - ставить какой-либо эксперимент на человеке без его на то согласия.
– Согласие есть, - тихо сказал профессор.
– Вот, - он положил на стол бумагу. Главврач уставился на нее.
– Илляшевский знал о наших работах. Знал и доверял. Документ зафиксирован нотариусом, можете убедиться.
– Не надо, - сказал главврач, отодвигая бумагу.
– Есть еще долг врача.
– У нас имеются официальные отношения наших институтов!
– кибернетик поспешно извлек их.
– Уберите! Может, я отстал и чего-то не понимаю, но я тут хозяин, и мне ваша затея не нравится.
– Научное значение эксперимента...
– Возможно. Но есть еще этика и мораль.
Кибернетик отчаянно всплеснул руками.
– Этика и мораль, говорите?
– голос литературоведа ворвался, как боевая труба.
– Может, еще простая человечность? Тогда ответьте, что вас обязывает бороться за жизнь человека до последней секунды? Использовать для этого все средства?
– Какое это имеет отношение?
– не выдержал главврач.
– Кто вы, собственно, такой? Как вы можете сравнивать, вы...