Между Кулаковым и тем же Кириленко, отвечавшим за промышленность, часто вспыхивали конфликты из-за распределения денег между сельским хозяйством и промышленностью. Кириленко считал, что напрасно так много капитальных вложений идет селу, поскольку там все пропадает, отдачи нет.

Кулаков заставил руководителей Совета министров РСФСР создать помимо Министерства сельского хозяйства еще и рес-публиканское Министерство совхозов. Образовать министерство несложно, но прошло пара лет, а на селе ничего не изменилось. Когда летом Брежнев и Суслов ушли в отпуск, Кириленко позвонил председателю Совмина России Михаилу Сергеевичу Соломенцеву:

– Ко мне приходят секретари крайкомов и обкомов. Все критикуют нас за создание Министерства совхозов России и про-сят его упразднить. Надо прислушаться к их мнению.

Поскольку аппаратный вес Кириленко был выше, он добился отмены решения, принятого Кулаковым.

Важнейшие решения в стране принимались узкой группой в пять-семь человек. Даже не все члены политбюро в эту группу входили. За Юрием Владимировичем Андроповым стояла империя КГБ. Константин Устинович Черненко опирался на партийный аппарат, Дмитрий Федорович Устинов (секретарь ЦК, а затем министр обороны) – на армию и военно-промышленный комплекс.

Кулаков таким влиянием в стране не пользовался. Виталий Иванович Воротников, который в начале семидесятых был первым секретарем Воронежского обкома, вспоминал, как с идеей реорганизации системы снабжения сельскохозяйственной техникой он обратился к Кулакову. Это происходило в разгар уборочной кампании в середине июля. Кулаков внимательно выслушал Воротникова, что-то ему понравилось, с чем-то не согласился. Потом сказал:

– Готовьте обстоятельную и доказательную записку в ЦК, будем обсуждать идею.

Воротников попрощался и двинулся к двери. Федор Давыдович остановил его:

– К Леониду Ильичу не заходил?

– Нет, – ответил Воротников.

Кулаков укоризненно заметил:

– Надо чаще наведываться к генеральному.

Кулаков заботился о том, чтобы первые секретари не забывали лишний раз демонстрировать генеральному свою преданность.

Воротников позвонил в приемную Брежнева, попросил о встрече. Ему велели перезвонить через день, возможно, Леонид Ильич его примет. Он не стал звонить, а через день пришел в первый подъезд здания ЦК на Старой площади и поднялся на пятый этаж, где был кабинет генерального секретаря. Его попросили подождать – Брежнев принимал иностранцев. В приемной уже собралось несколько первых секретарей обкомов. Леонид Ильич пригласил в кабинет всех вместе.

– Нам надо чаще общаться, – сказал он, – а многие секретари редко звонят. Конечно, я неплохо информирован о политической обстановке и хозяйственных делах на местах, это так. Но одно дело – информация аппарата ЦК, помощников, другое дело – прямые контакты с вами. Не стесняйтесь лишний раз «побеспокоить» генсека. Правда, нужно не размазывать беседу, доклады должны быть короткими, четкими и объективными.

Брежнев много курил, рассказывал о ситуации в стране, о поездке за границу, о планах. Он расспрашивал и секретарей, но им долго говорить не давал, сам что-то вспоминал. Прощаясь, опять сказал:

– Во всех делах надежда и опора на вас. Всегда рассчитывайте на мою поддержку. Не стесняйтесь, излагайте мне свои предложения. Нам нужны контакты, общение. Опора государства – это партия, ее ЦК, а на местах – обкомы.

Воротников написал обещанную записку и вновь приехал в Москву. Кулаков прочитал все восемь страниц записки, ему понравилось. Воротников сказал:

– Раз так, Федор Давыдович, тогда доложите Леониду Ильичу.

Кулаков задумался, покачал головой:

– Так у нас ничего не выйдет.

Он позвонил Черненко и стал ему рассказывать суть предложения:

– Надо бы познакомить с идеей Брежнева. А еще лучше, если бы Леонид Ильич принял Воротникова.

Выслушав ответ Черненко, Кулаков сказал Воротникову:

– Иди к Черненко, он все устроит.

Воротников сильно удивился, что член политбюро и секретарь ЦК не решается сам позвонить генеральному, а просит об этом заведующего общим отделом. Виталий Иванович еще не вник в аппаратные тонкости. Со временем он сам станет членом политбюро, и ему многое откроется. Все документы поступали к Брежневу через Черненко. Даже материалы КГБ шли через заведующего общим отделом. Только в исключительных случаях председатель Комитета госбезопасности докладывал лично генеральному.

На должности заведующего общим отделом Леонид Ильич держал человека, которому стопроцентно доверял, знал, что тот его даже в мелочах не подведет. Зато и Черненко имел возможность влиять на решение больших вопросов. Даже член политбюро, если он был очень заинтересован в том, чтобы какое-то его предложение получило царское благословение, должен был по-товарищески зайти к Черненко:

– Костя, как дела? Тут у меня одна важная бумага, доложи Леониду Ильичу.

Брежнев доверялся Черненко и часто, ничего не спрашивая, подписывал заготовленные им резолюции. Или же Константин Устинович просто получал устное согласие и писал на документе: «Леониду Ильичу доложено. Он просит внести предложение». Все, вопрос решен…