Шрифт:
Так или иначе, оковы рухнули здесь и сейчас. Его характер распрямил спину, окинул взглядом простирающийся перед ним мир и понял, что пора брать своё. Он не мог больше ждать, потому что пришла пора действовать.
***
Гобоян стоял у телеги, в которую была впряжена рыжая тягловая лошадь, лениво смахивающая хвостом с крупа мух. Она печально поводила глазами, пожёвывая ремни сбруи. И казалось, что вот-вот начнёт вздыхать, заразившись от старика его скверным настроением.
– Будь внимателен к деталям, не позволяй втягивать себя в споры и азартные игры, – в десятый раз повторял старик Михаилу, пока тот закреплял у борта телеги мешок с поделками, что взял с собой.
– Не волнуйся, Гобоян! Ну что я, маленький, право слово?! – начинал злиться Миша, а возница прыснул от смеха в кулак.
– Не спорь со мной! Ты ещё действительно мал для многих дел в таком месте как Порог. А ты, – обратился он уже к мужику с вожжами, – будешь смеяться, я тебя в лошадь превращу и поменяю с ней местами!
Мужик побледнел и замер, намертво вцепившись со страху в поводья.
Наконец, Миша управился с мешком, спрыгнул на землю и обнял старика: – Не переживай! Всего через день вернусь и привезу тебе гостинца. Я за себя постоять смогу.
– Да ты даже не знаешь, с кем можешь столкнуться. Сможет он,… – старик запустил руку в складки собственного длиннополого балахона, достал оттуда камушек, сквозь который был продет тонкий кожаный шнурок, и надел его на голову Михаилу. – Это оберег. Сильный. Не снимай его ни при каких обстоятельствах. Рано он тебе достался, не созрел ты ещё. Но время побежало быстрей, чем я думал… – старец махнул на Мишу бледной костлявой рукой.
Тот спрятал камушек под рубашку и запрыгнул на телегу: – До свидания, Гобоян. Спасибо! И ты береги себя!
Обоз тронулся в путь. Тучи хоть и сгрудились в небе, наливаясь тяжёлой синевой, дождь из себя так и не разродили. Дорога вышла быстрой и спокойной, и уже к вечеру следующего дня путешествующие оказались у города. У большой каменной столицы Одинты, спрятавшейся за поясом высоких крепостных стен. Не доезжая ворот, возница остановил лошадь и стал закреплять холщовый полог над товаром в телеге, укрывая его от посторонних глаз и воришек. Миша встал, потянул затёкшие мышцы и с любопытством уставился на панораму каменных построек на фоне синеющих вдалеке хребтов гор. После деревенской глуши город внушал невольный трепет. Его, конечно, нельзя было сравнить с частоколом высоток современного мегаполиса, отличающегося и размером и содержанием. Но оттого Порог не переставал быть таким же выдающимся. Во всяком случае, подобного ему Миша никогда раньше не видел и если мог представить, то лишь по страницам древних летописей. Перед ним развернулась и лязгала тёмным металлом ворот с реющим над ними флагштоком эра средневекового феодализма. На стенах крепости ходили воины в кованных латах, скрываясь за выступами каменных бойниц. А от самого города доносился запах печей и прогорклого масла.
Как и большинство старых славянских городов, столица раскинулась на пологом холме. Внутри поясов ограждений устроились поселения согласно занимаемому чину. Высшая знать и правление сосредоточились в самом центре. Въезд в город осуществлялся по широкому мосту, перекинутому через глубокий ров. У распахнутых, словно пасть, ворот массивной входной башни расположились с десяток вооружённых мечами стражников. После того как хозяин телеги закончил работу, они не спеша двинулись к воротам.
Повозку бегло осмотрел рыжий воин в грубой воловьей одежде и разрешил проезд. Вкатившись на мощённую камнем притолочь, Миша снова спрыгнул на ноги и пошёл с телегой рядом. Обоз направился по дороге вдоль внешней стены крепости, что с удалением от входа в город всё реже была замощена булыжником, а потом и вовсе превратилась в песчаную вязь. Не составляло труда представить в какой непролазный мрак она превращалась в дождь. Тут Миша не преминул про себя отметить, что каким бы мир не был, но в его родной стороне дураки и плохие дороги служили неизменными спутниками в любых измерениях.
Вскоре возничий повернул лошадь в проулок направо, и дорога пошла вверх. Идти стало труднее. Миша прижался боком к телеге и настороженно шагал в сузившемся пространстве улицы. Дома, очертившие границы проезда, были каменными лишь снизу. Чердаки и мансарды строили уже деревянными. Во всей своей массе дома эти вызывали гнетущее впечатление бедноты и серости. Разноцветьем колыхалось лишь бельё владельцев, что сохло натянутым прямо на фасады.
– Здесь живёт всякое отребье, – будто услышав возникшие у Миши вопросы, неожиданно бросил хозяин телеги. – Бедняки, служки. В городе есть свои районы. Увидишь и другие, побогаче. Нам придётся проехать через него весь. Другого пути спуститься на противоположную сторону нет. А площадка для ночлега лишь там. Передохнём, а завтра, с утра пораньше отправимся на торжище.
Михаила план устраивал. Он даже не прочь был и подольше задержаться в Пороге, познакомиться с ним. Город показался Мише похожим на верхушку надутого пузыря. Все значимые постройки взбегали выше и выше к пупу, где образовался огороженный внутренними стенами детинец. Именно там расположился правитель Одинты вместе со своим семейством.
Спутники поднялись к первому поясу ограждения. За невысокими стенами толщиной в три камня разбегались улицы с одноэтажными жилыми домами, кабаками, мелкими мастерскими и лавками при них. Постройки тут выглядели чуть солиднее. При дворах имелись заборы, подле которых надрывали глотки сторожевые псы. Вечерняя жизнь только начиналась. Свободные от работы горожане праздно шатались по улицам, некоторые стремились в многочисленные увеселительные заведения, где подавали кружащие голову горячительные напитки. То и дело в воздухе звучали громкий смех, девичий визг, песни или отборная брань.
Несмотря на сделанный тент, Миша следил за повозкой, пока та переваливалась по неровностям дороги. Жуликов хватало и в этом мире, как успел он узнать от Гобояна. И ради того, чтобы не работать, иные смельчаки готовы были рискнуть собственной шкурой. Алекса был прав, воровство тут считалось одним из самых тяжких проступков. Это отмечало хотя бы то обстоятельство, что за убийство воришки особо не взыскивали, ограничиваясь незначительным денежным штрафом. И, несмотря на то, преступников меньше не становилось.