– Приятно познакомиться с вами, ваше высокопреосвященство. – Фрейд повторил то обращение, которое произнес секретарь кардинала. – Прошу вас, садитесь.

Руку посетителю ученый пожал слабо, почти по-женски: вероятно, рука кардинала больше привыкла к поцелуям. Орелья нашел взглядом кресло и сел в него, скрестив ноги. Беря в руки блокнот, Фрейд заметил, что священник, вошедший в кабинет впереди кардинала, тоже сел на один из стульев у письменного стола.

– Я думаю, нам было бы уместно остаться вдвоем, – сказал Фрейд достаточно громко, чтобы священник мог его услышать.

– Я предпочитаю иметь свидетеля, – сухо ответил Орелья. – Я нахожусь здесь по желанию его святейшества, которому должен повиноваться, но совершенно не намерен подчиняться его требованиям.

Фрейд надел колпачок на ручку, положил блокнот на колени и скрестил пальцы на подбородке.

– Вы иезуит, падре?

– Нет, – холодно ответил Орелья. – Я только священник, уже больше пятидесяти лет.

– Извините меня, но ваше решение подчиняться папе, в то же время отказываясь от этих неформальных встреч, показалось мне коварным и изворотливым, типичным для ордена иезуитов. Разумеется, я не хотел вас обидеть.

– Понимаю вас. Впрочем, вы, евреи, – мастера ловить человека на ошибке. Так поступили с Христом, сыном Божьим.

– Я бы так не поступил, – сказал Фрейд, успокаивая посетителя.

– Это сделал ваш народ, который его убил.

– Простите, но и Борджа был избран папой! – невольно вырвалось у Фрейда.

Сеанс с де Молиной-и-Ортегой закончился стычкой, и это было настоящее объявление войны. А на применение оружия отвечают или белым флагом, или более сильным залпом. Мефистофель посмотрел на него хмуро и, кажется, с некоторым уважением. Затем Орелья молча поднял руку, повернул ладонью вверх, и сопровождавший его священник выскользнул из комнаты, как черный призрак.

– Теперь вы довольны? Я сделал первый шаг. Я подставил щеку, как учит Христос, но у меня только две щеки, доктор Фрейд.

– Это значит, что вы человек, несмотря ни на что. А я со своей стороны не стану просить вас лечь на диван, как обычно делают.

– Я этим польщен.

Из загадочного кармана, который скрывался между складками рясы (Фрейд никогда бы не заподозрил его существования) Орелья вынул портсигар и зажег одну из хранившихся там сигарет, а использованную для этого спичку положил обратно в коробок. Значит, кардинал курит, подумал Фрейд. Возможно, курение станет тем троянским конем, который поможет ему приобрести доверие, необходимое, чтобы проникнуть в душу кардинала – конечно, если под этой мефистофелевской оболочкой есть душа. Ученый вынул еще одну «Трабукко».

– Я составлю вам компанию.

Пока он зажигал свою сигару, Орелья слегка улыбнулся и заговорил:

– Вас удивляет, что я курю, поэтому расскажу вам одну историю. Два молодых послушника, доминиканец и иезуит – а вы приняли меня за иезуита, – имели вредную (она действительно вредна) и порочную привычку – курение. Они решили, что каждый отдельно от другого попросит у ректора разрешения курить. Когда на следующий день они встретились, доминиканец был расстроен. Он сказал: «Ректор не дал мне разрешения». «Как же так? – спросил иезуит. – Мне он разрешил. Не понимаю, в чем дело. Что ты у него спросил?» – «Можно ли мне курить, когда я молюсь». – «Ты ошибся, друг, – сказал иезуит. – Я просто спросил его, можно ли мне молиться, когда я курю».

Фрейд поперхнулся дымом и закашлялся; пока пытался подавить кашель, начали слезиться глаза. Ученый несколько раз кивнул, потом встал, взял с письменного стола стакан с водой и медленно выпил ее, обдумывая свой ответ на анекдот кардинала. Прошло больше четверти часа с тех пор, как Орелья вошел сюда, а он еще ни на шаг не продвинулся вперед. Кардинал, несомненно, использует свой метод, чтобы отвлечь его от дела, в котором должен участвовать, повинуясь папе, – и это очень эффективный метод. В самом деле: если он окажется не в состоянии проанализировать психику кардинала, тот не будет в этом виноват. Орелья в душе настоящий иезуит, хотя и заявил, что не состоит в их ордене.

Ответить нужно в том же духе. Фрейд сел, взял блокнот и сделал вид, что делает какие-то заметки, а в действительности написал себе напоминание купить новые сигары «Боливар», которые ему посоветовал попробовать хозяин табачной лавки с улицы Систина.

– Спасибо, ваше высокопреосвященство. На сегодня мы, пожалуй, закончим, – объявил он и улыбнулся.

Орелья полузакрыл глаза за стеклами очков в металлической оправе. В первый раз с начала беседы он был в затруднении: Фрейд заметил, что руки кардинала слегка дрожали. Проиграв, притвориться, что выиграл, и этим вызвать у противника сомнения – это, кажется, лучший выход из тупика, в который его загнал кардинал. Орелья встал и с явным беспокойством пристально взглянул Фрейду в глаза, пытаясь понять, блефует ученый или нет. У Фрейда не дрогнула ни одна ресница. Он тоже встал и пожал кардиналу руку. На этот раз пожатие было сильным, но не встретило сопротивления.

– До скорой встречи, ваше высокопреосвященство. Беседа с вами была настоящим удовольствием.

Когда Орелья ушел, Фрейд открыл окно, чтобы проветрить комнату и подышать запахом глициний, которые раскинулись поверх железного навеса. Под навесом проходила дорожка, усыпанная мелким белым гравием. Доктор никого не увидел, но услышал скрип ботинок, ступавших по дорожке, и поэтому лег на диван, а перед этим снова зажег успевшую погаснуть «Трабукко». Он вытер пот со лба, и было бесполезно уверять себя, что пот возник только из-за жары. Эта напряженная встреча обессилила его, и к тому же он ничего не добился, разве что понял, какое трудное поручение ему дано.