– Всё. Свободна. У входа тебя люди ждут.

– Простите. Что вы сказали?

– Я же сказал, что с тебя сняты все обвинения. Иди, твои люди тебе всё объяснят.

– Какие люди? – я посмотрела на следователя и ощутила, как меня затрясло.

– Она ещё посидеть хочет, – вертухай слегка подтолкнула меня вперёд.

Я не очень понимала, что происходит, и не до конца осознала, что в моей жизни больше не будет переполненных камер с отсутствием вентиляции и большой влажностью, не будет клопов, вшей и тараканов, не будет женщин с распространёнными тюремными болезнями – чесоткой и фурункулёзом. В камере я редко двигалась, хотя другие женщины говорили о том, что нужно больше ходить, когда человек перестаёт двигаться, начинают выскакивать фурункулы на ногах, а затем – гнить ноги. Я не представляла, как там можно ходить, проход был очень маленький и двигаться было негде.

Я шла по коридору, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, и вспоминала тот момент, когда я в первый раз почувствовала, что чешусь. Я думала, что у меня в одежде появились какие-то паразиты, но это оказался кожный дерматит, который начался у меня от нервов.

И вот теперь всё это позади. Эти страшные дни и адские ночи. Господи, а ведь ещё сегодня ночью я не хотела жить и строила планы самоубийства. А сейчас мне хочется кричать от радости на весь свет, что жизнь прекрасна! Значит, правосудие всё-таки есть. С меня сняли все обвинения! Неужели этот длинный, слабо освещённый и удручающий коридор скоро закончится?!

Я вспомнила, как следователь сказал, что меня ждут мои люди. Конечно же, это Мишка. Может быть, он даже привез Владика. При мысли, что сейчас я смогу обнять своего сына и поцеловать его, у меня потекли слёзы.

Выйдя за железные ворота, я слегка огляделась, поправила воротник пальто и посмотрела на совершенно незнакомую машину, которая стояла прямо на площадке у ворот. Это был чёрный джип с точно такими же тёмными стёклами, я почувствовала, как от яркого солнечного света заслезились мои глаза. Затем подошла к одиноко стоящей берёзе, нежно её обняла и стала тихонько всхлипывать.

– Господи, спасибо тебе за всё. Я всегда буду благодарить тебя, Господи.

Затем подняла голову и посмотрела на тюремные окна. Там остались мои сокамерницы. Тут свобода. А там нельзя задавать лишних вопросов, нельзя показывать своих чувств. Там нельзя расслабляться, и если ты хочешь что-то сказать, то перед этим нужно хорошенько подумать. Там нельзя поддерживать бессмысленные разговоры и нужно всегда быть готовым к любым провокациям. Там совсем другая жизнь. Жизнь, где существуют свои тюремные законы, где женщины становятся слишком озлобленными, жестокими и ненавидящими друг друга. Там нельзя никому доверять и нужно постоянно соблюдать осторожность. Там уважают только сильных. Там избавляются от слабых. Там слишком страшно, но там ни в коем случае нельзя показывать страх.

Чем больше я смотрела на тюремные окна, тем больше и больше по моим щекам текли слёзы. Неожиданно мне показалось, что эти женщины меня видят. Они смотрят, как я радуюсь солнцу. Господи, неужели я свободна?! Господи! Подняв руку, я замахала этим женщинам и закричала:

– Милые мои, мне повезло! Я на свободе! Пожалуйста, держитесь! Вы посмотрите, какое солнце! Вы уже забыли, что такое свобода! Но придёт время, и вы обязательно вспомните!

В этот момент двери джипа открылись, и я увидела, что из машины вышли двое мужчин.

– Катя, прекрати кричать и встань с колен!

Я замолчала и с опаской посмотрела на стоящих передо мной мужчин. Они были очень дорого, стильно одеты и смотрели на меня с нескрываемым интересом.

Я не удержалась и улыбнулась какой-то детской улыбкой.

– Простите, а вы кто?

– Я Степан Степанович, – ответил мужчина преклонного возраста.

– Я вас не знаю, – покачала я головой.

– Я тот, кто вытащил тебя из тюрьмы. Поверь, если бы состоялся суд, то у тебя бы не было никаких шансов…

Признаться честно, я плохо понимала, что происходит на самом деле, и уж тем более не понимала, куда меня везут. Я просто смотрела в окно как заворожённая и совершенно не боялась сидящих рядом со мной незнакомых людей. Степан Степанович сказал, что нам есть о чём поговорить, и предложил сесть в свою машину. Мы поехали в один приличный ресторан на обед. Меня совсем не смущало то, что я слишком плохо выгляжу, что моё тело очень сильно расчёсано, что моё платье слишком запачкано после ареста и что от меня исходит не самый лучший запах в виде какой-то омерзительной сырости.

– Я провела за решёткой чуть больше двух месяцев, – задумчиво произнесла я.

– Некоторые проводят там всю свою жизнь.

– Зачем нужна такая жизнь?

Мужчина показал в сторону двухэтажного здания.

– Приехали. Это ресторан. Тут и поговорим.

– Я так одета… По-моему, не для ресторана, – наконец опомнилась я.

– Не беспокойся. Никто на тебя смотреть не будет. Никому нет до этого дела.

– Я к мужу и сыну хочу, – жалобно произнесла я. – Они-то хоть знают, что я на воле?