Наши отдельные движения позволяют собакам предугадывать наши дальнейшие действия. Таким образом они учатся считывать значение поведения человека. У животных это не от рождения. И действительно, собаки, живущие в приютах, не будут делать этого наверняка, хотя при желании и способны быстро научиться. Более того, и другие представители фауны тоже в состоянии научиться. Список видов животных, которые могут следовать человеческим намерениям, сейчас увеличился: в него входят, например, лошади и козы, а также те, кто никогда не рассматривался в качестве домашних животных (дельфины). Недавно я разговаривал с коллегами из Швеции, разводившими ланей. Зная мой интерес к этим вопросам, они с удовольствием рассказали о том, как их лани теперь следуют указательным жестам человека.

Учитывая все это, становится ясно: то, что мы видим в наших собственных собаках, является не умом, а скорее результатом феноменальной связи между человеком и собакой. Интенсивность этой связи позволяет собакам и их хозяевам так тесно сотрудничать, а когда люди очень терпеливые, а их питомцы высоко замотивированные, то даже давать некоторые совершенно удивительные представления.

Но где же находится источник такой феноменальной связи между собаками и людьми? И хотя проведенные исследования в Волчьем парке и в местном приюте для животных не убедили меня в наличии у собак исключительной формы интеллекта, я не мог отделаться от чувства, что в них было нечто особенное. И если это не интеллект, то что же?

Моя работа до нынешнего момента позволила мне убедиться в том, что ответ на этот вопрос исключительно важен и для собак, и для людей, которые их изучают и заботятся о них.

Наши первые посещения мира приютов для животных не были вызваны какими-то особыми заботами о том, как в нынешнем обществе обращаются с бездомными собаками. Признаюсь, до этого момента, я довольно легкомысленно относился к жизни собак, не являющихся чьими-либо питомцами, и лишь интеллектуальное любопытство толкнуло меня посетить приюты, стремление лучше понять природу способности этих животных следовать намерениям человека. Но после проведенной работы придерживаться столь бесстрастного подхода было невозможно.

Я был озадачен убогой жизнью приютских собак. Я и не осознавал, что миллионы животных томятся, часто месяцами, в помещениях, предназначенных для кратковременного пребывания. Они проводят все время на бетонном полу, им перепадает лишь самое краткое общение с человеком каждый день и считаные моменты, когда можно погоняться за мячом или поиграть как-то иначе. Некоторые собаки буквально оглушены непрекращающимся лаем своих соседей и страдают от хронического недосыпания из-за плохих условий. В двух штатах США, знакомых мне лучше всего, Флориде и Аризоне, лето не очень: субтропический зной во Флориде и условия, близкие к пустынным, в Аризоне. В большинстве местных приютов собаки страдают от жары из-за отсутствия кондиционеров, а отопление зимой, как правило, минимальное.

Наше исследование когнитивных способностей собак все еще находилось на ранней стадии, но мы уже получили важные выводы относительно собачьего разума – выводы, которые, я уверен, потенциально могут улучшить и, возможно, даже сохранить многие собачьи жизни. К примеру, нам удалось доказать, что, хотя собаки в приюте и не могли без подготовки реагировать на человеческие жесты, их можно было очень быстро этому научить.

Вероятно, при такой жизни собака не будет учиться так же быстро, как те, которых мы специально дрессировали в приюте. Следованию указательным жестам они научатся в течение первых нескольких недель в новом доме наряду со многими другими вещами, например, запрет запрыгивать на постель, диван, не гоняться за кошкой по всему дому и пр.

Наши первые вылазки в приют для собак позволили мне почувствовать то, что наша работа могла бы сделать. Но она также помогла осознать вакуум в центре исследования когнитивных способностей собак и острую потребность в большем количестве информации о них и о том, что ими движет. После нашего первого исследования в приюте я поставил перед собой задачу не только понять, что делает собак уникальными, но и определить, как эта уникальность влияет на то, каким именно образом людям следует заботиться о них. Я был обязан для Бенджи, Ксифос и собак, сделавших богаче мою жизнь, выяснить, чем они отличаются от остальных животных, и использовать эту информацию, чтобы сделать богаче их жизнь.

Когда Ксифос появилась в моей жизни, я уже начал видеть прорехи в сложившейся теории о том, что собаки особенные благодаря своему интеллекту. Ксифос очень быстро превратила эти прорехи в зияющую дыру.

Моя любовь к Ксифос проснулась почти сразу же, как только мы привезли ее домой. Но я могу сказать (как уже намекал), что эта милая маленькая дворняжка не была очень умной. Лестница, например, представляла для нее довольно сложную задачу. В первом доме, где она жила с нами, был верхний этаж, который наверняка стал в новинку для приютской малышки. В первый раз Ксифос неуверенно последовала за мной вверх по ступеням, но когда я начал спускаться, она просто осталась стоять наверху и заплакала. Наконец набралась мужества. В первый раз ничего не получилось, и она кубарем слетела вниз на последней ступеньке. Никто не пострадал; и Ксифос постепенно разобралась и освоилась с этим странным человеческим изобретением.

В 2013-м, через год после того, как мы взяли Ксифос, мы уехали из Флориды в Аризону, где я хотел основать виртуальную кинологическую лабораторию в местном университете. В этом исследовательском центре посредством инструментов поведенческой науки стремятся лучше понимать собак и улучшить их жизнь, а также жизнь их хозяев.

Рос, Сэм и я переехали в дом в Темпе, который, по нашему мнению, должен был понравиться Ксифос. Там нет лестницы и есть даже маленькая дверца в большой двери, чтобы щенку не приходилось каждый раз проситься, когда он захочет на улицу. Но Ксифос, верной себе, потребовались недели, чтобы разобраться с этой штукой – даже с моими объяснениями, как она работает. Я открывал заслонку, кладя на нее угощение и показывая собаке внешний мир. Но она не отличалась особой сообразительностью.