Шрифт:
Как только тренер спросил: «Все ли согласны с правилами?» – Айваз вскочил и сказал: «Нет, я хочу иметь право выходить за дверь вне перерывов!» Тренер стал говорить ему: «Друг, у тебя будут перерывы каждые два часа».
Но тот стоял на своем.
Через полчаса препираний выяснилось, что Айвазу нужно выходить молиться.
Речь шла о намазе – молитве, которую мусульмане совершают пять раз в день. В том помещении было много мусульман, и все они начали говорить, что Айвазу необязательно читать молитву минута в минуту. Вполне можно вписаться в официальные перерывы. Они стали открывать мусульманские сайты и показывать ему: «Дружище, вот смотри, ты успеваешь прочитать намаз и во время перерыва. К чему такое упрямство?»
Он стоял на своем. Прошел час. За этот тренинг пришедшие заплатили по сорок тысяч рублей, и теперь все, кто там был, возненавидели Айваза. Кто-то шептал: «Вот придурок. Внимания ему, видимо, не хватает».
Все дни тренинга на Айваза косо смотрела вся группа. Во-первых, потому что мы потратили час на взывания к его разуму. Во-вторых, потому что он выходил не на общий перерыв, а на тот, который сам себе придумал. Ты же знаешь, как бесит, когда другим позволяется то, что не позволяется тебе.
После трех дней тренинга я решила поговорить с Айвазом. Меня так сильно выводило из себя его упорство на грани слабоумия, что в последний вечер на ужине я пригласила Айваза за стол с моей группой. Нас было пять человек, и Айваз подсел к нам шестым. Моя группа не обрадовалась тому, что я позвала «этого эгоистичного козла». Мы начали разговаривать.
Я, используя всю свою дипломатичность, начала диалог.
– Айваз, можно поговорить с тобой откровенно?
– Да.
– Я тебя позвала, потому что ты – единственный на этой программе человек, мотивы которого я не поняла. Мне кажется, твое упрямство – это просто глупость.
– Ну ладно, считай так.
– Я действительно хочу тебя понять. Скажи мне, почему тебе было так важно выходить молиться точно вовремя, ни минутой позже?
– У меня особые договоренности со Всевышним.
– Я изучала ислам, у меня много друзей-мусульман, и я знаю, что есть промежуток, когда ты можешь читать молитву. В Коране нет такого, что ты должен совершать намаз минута в минуту.
«Уф, какой упертый!» – подумала я.
– У меня свои договоренности. Я обещал Всевышнему, что буду читать молитвы минута в минуту, и не нарушаю это обязательство.
– А когда вы с Ним договорились?
– Три года назад.
– Что-то случилось?
– Да, была одна вещь…
В этот момент вся наша группа, которая сидела за столом, примолкла. Они явно прислушивались к нашему разговору. Айваз поменялся в лице. За маской, которую я назвала «Непробиваемая тупость», показался еле заметный штрих боли. Было видно, что ему не по себе от того, что он собирается сказать. Я кожей почувствовала, что мы подошли к самому главному… Время замедлилось, и воздух раскалился. Мы поняли, что впереди история, которая может изменить все. Мои губы затряслись:
– Поделись, пожалуйста…
– Да… это… четыре года назад… моя двухлетняя дочь сосала чупа-чупс… И он… это… шарик отвалился… и попал в дыхательные пути. Мы не успели его вытащить… Она задохнулась у нас на руках…
В этот момент время остановилось. Все сидящие за столом замерли. Нас всех как будто парализовало. Кто-то замер с ложкой супа в руке. Кто-то – с поднятой чашкой кофе. У кого-то звонил телефон. Но все молчали и неподвижно смотрели на Айваза. В наших глазах читалось сострадание, смешанное с чувством вины и злостью на самих себя.
Айваз, не поднимая на нас глаз, продолжил:
– И после этого… жена два года не могла забеременеть… А год назад у нас родился сын. И в тот день я пообещал Всевышнему, что ради здоровья сына я буду соблюдать четкие предписания. Я договорился с Ним, что я буду молиться минута в минуту. И вот поэтому для меня так важно было выходить вне официальных перерывов.
В ответ на это я сумела сказать только «Спасибо». В горле был такой комок, что больше ничего вымолвить я не смогла. Айваз вышел из-за стола.
Вся группа продолжила есть молча. Мы не могли смотрели друг другу в глаза. Нам было стыдно, что мы осудили Айваза три дня назад, даже не пытаясь понять его.
Он – не упрямец. Он не пытался привлечь к себе внимание. Он не хотел быть самым показушно набожным человеком в комнате.
Он просто несчастный отец, дочь которого умерла самой нелепой смертью в мире. И теперь у него договоренность с высшими силами (и неважно, существуют ли они или нет), что если он будет выполнять правила, то такого больше не произойдет. Он верит в это. И для него это самое важное в жизни.