На мой взгляд, отношения и баланс сил между человеком и машиной являются одними из важнейших вопросов, стоящих перед нынешним и будущими поколениями. Так почему эта тема окружена плотной стеной молчания? Возможно, потому, что большинство из нас прикованы к мобильным устройствам, которые постоянно отвлекают нас и мешают глубоко задуматься о влиянии на нас цифровых технологий.

Информация начинает передаваться и распространяться круглосуточно, семь дней в неделю, поэтому у человека остается слишком мало времени для того, чтобы очистить голову. Или, возможно, мы предпочитаем быть загруженными потому, что нам слишком страшно замедлиться и начать размышлять о том, кто мы и куда идем – или же о том, способны ли мы обрести некие надежные реальные ценности.

Недавно я побывал в одном кафе, больше похожем, правда, на временно организованное рабочее пространство и место сбора людей, одержимых какой-либо зависимостью, одновременно. На полу повсюду змеились силовые кабели, и почти все посетители заведения были сосредоточены только на экранах своих мобильных устройств. Казалось, что здесь невозможно остаться наедине с собственными мыслями или без кофеина дольше, чем на 60 секунд. Гаджеты явно мешали прямому межличностному общению. У этих людей наверняка были сотни интернет-друзей, но они, сидя в компании живых собеседников, были настолько поглощены своими крошечными экранами, что окружающие их не интересовали.

В кафе был аншлаг, но люди не разговаривали, они переписывались. Следовательно, никакого шума. Никакой болтовни. Никакого смеха. В зале царила атмосфера легкомысленной праздности и одновременно суетливой торопливости – странное сочетание.

Неизвестно, мыслят ли эти невротически углубленные в себя люди на самом деле? Чувствуют ли они, как утекает время, как его волны прикасаются к их коже? Насколько я мог заметить, нет. Одни писали бесцельные и наивные презентации в PowerPoint, не отрываясь от Facebook и Twitter, другие отправляли вызывающие сожаление фотографии огромных бисквитов своим знакомым в Snapchat и Instagram. Большинство из них в основном рассеивали информацию, а не получали ее, и занимались тем, что хорошо информированный и озадаченный писатель Кристофер Лэш однажды назвал «трансцендентным самокопанием».

Немного ранее появились статьи, в которых обсуждалось, на что оказалась способна цифровая революция, в частности говорилось о том, что торможение роста производительности труда в США, похоже, совпадает с широким распространением персональных компьютеров. Как отметил американский экономист Роберт Солоу, «компьютеры проникли повсюду, кроме статистических данных по эффективности».

То есть, была масса тем для обсуждения. В тот момент мне хотелось встать и заорать: «Я адски зол и не собираюсь больше это терпеть! [5] » – но, боюсь, меня бы вряд ли услышали и поняли.

Возможно, именно наш уход в себя объясняет, что в какой-то момент мы начинаем возмущаться парой из Южной Кореи, уморившей голодом свою дочь, а потом напрочь забываем о ней, переключившись на что-то другое. Наша память стирается мелочами повседневного цифрового существования.

Еще одна причина, по которой мы не задаем глубоких вопросов, почему мы здесь и для чего – и как технология может вписаться в это уравнение, – возможно, заключается в том, что многие из людей, подталкивающих развитие новых коммуникационных технологий, страдают от различных аутических расстройств и, как ни парадоксально, имеют проблемы с общением. Эту точку зрения вполне разделяет писатель Дуглас Коупленд, в своей книге «Рабы Майкрософта» он пишет: «На мой взгляд, все технари немного аутисты». Причина того, что столь многие мечтатели и обожатели микросхем готовы потерять контакт со своей физической сущностью и сбежать в сияющее серебристое будущее, может заключаться в том, что их привередливым и щепетильным умам никогда особо не были нужны их докучливые и обременительные тела.

Эта дихотомия между аутичными техногиками и всеми остальными людьми упомянута в книге «Две культуры и научная революция» Чарльза Перси Сноу, ученого и писателя. В 1959 году он написал о том, что расхождение между точными и гуманитарными науками – это главное, что мешает решению ряда наиболее насущных общемировых проблем.

Возможно, все человечество становится немного аутичным: люди предпочитают жить в основном каждый сам по себе и общаются без особого желания, поскольку общение вызывает у них все больше затруднений. Я вижу, как растет число людей, находящих реальное общение и взаимодействие друг с другом тягостным и обременительным, и это происходит не только в Силиконовой долине, Токио и Сеуле, но и в других местах. Двуногие существа на углеродной основе порой демонстрируют нелогичные потребности, и их порывы могут стать для окружающих источником раздражения. В результате лучшим вариантом взаимодействия с людьми становится общение посредством цифровых фильтров или вовсе отказ от общения. Если вы сомневаетесь в этом и у вас под рукой имеется свободный подросток, попробуйте позвонить ему без предупреждения. У вас может и не получится – вполне вероятно, он не захочет отвечать на ваш звонок и не возьмет трубку, – но если вам все же удастся дозвониться, вы заметите, что собеседник выбит из колеи. Ведь это контакт в реальном времени, он требует мгновенной реакции и не может быть отфотошоплен или подредактирован.

Еще лучше посмотреть, что происходит, когда телефон у подростка потерян или отобран на 24 часа. Кажется, что его личность разлетелась на осколки, и это, в некотором смысле, соответствует истине. Как отметила британский ученый, писательница и телеведущая Сьюзен Гринфилд, «личная идентичность во все большей степени определяется одобрением виртуальной аудитории». Постоянная связь с интернет-сообществом дает ощущение защищенности: когда подросток оказывается вне сети, он не может управлять тем, что о нем говорят другие люди. Ничто из вышесказанного не является критикой молодежи, я просто говорю о том, что подобное явление может быть первым предвестником будущего – и по мнению некоторых наблюдателей, например американского психолога Сьюзен Пинкер, технологии толкают человечество к поворотному моменту в его истории.

Но успех мобильных телефонов и социальных сетей неудивителен, учитывая, насколько мы усложнили для молодых людей возможность собраться вместе в реальном мире. Да, есть вопросы, связанные с эксгибиционизмом, нарциссизмом и различными проявлениями ненависти и розни в сети. Как сказал Джордж Заркадакис, ученый, эксперт в области информатики и писатель, «социальные сети сводят на нет прежние социальные структуры и вновь насаждают в наших постиндустриальных обществах фанатичную племенную преданность своей группировке». Но мой опыт показывает, что социальные сети также удовлетворяют основную человеческую потребность в дружбе и человеческом общении.