Ровно через месяц прогноз полковника Васильева начал сбываться – пусть даже и не полностью. 7 июня 1939 года в столице Германии состоялось подписание договоров о ненападении между Германией, Латвией и Эстонией. Эти соглашения сопровождались секретными протоколами, направленными против Советского Союза; в датированном 8 июня 1939 г. внутреннем меморандуме руководителя немецкой Службы новостей для заграницы Г. Дертингера говорится о том, что Эстония и Латвия согласились с тайной статьей, требовавшей от обеих стран координировать с Германией все оборонительные меры против СССР. В меморандуме также указывалось, что Эстония и Латвия были предупреждены о необходимости разумного применения их политики нейтралитета, требовавшей развертывания всех оборонительных сил против «советской угрозы» [23] . Уже после Второй мировой войны точную характеристику сути происходившего дал У. Черчилль: «Эстония и Латвия подписали с Германией пакты о ненападении. Таким образом Гитлеру удалось без труда проникнуть вглубь слабой обороны запоздалой и нерешительной коалиции, направленной против него» [24] .

После подписания соглашения с Германией эстонское правительство дало согласие на интенсификацию сотрудничества между военными разведками Эстонии и Третьего Рейха [25] . Вскоре официальный Таллин уведомил Лондон о том, что Эстония будет рассматривать «автоматическую (то есть, не санкционированную ею) помощь» от третьих стран как недружественный акт. Более того, 19 июня 1939 г. посол Эстонии в Москве А. Рэй на встрече с британскими дипломатами заявил, что «помощь» со стороны СССР заставит Эстонию «воевать до последнего солдата на стороне Германии» [26] . Свою лепту в торпедирование эвентуальных антигитлеровских гарантий вносил и латвийский посланник в Москве Ф. Коциньш, заявивший британским представителям 22 июня 1939 г., что Латвия будет защищаться с оружием в руках, считая главным возможным противником Советский Союз [27] .

Прогерманский выбор стран Балтии накануне начала Второй мировой войны был неоспорим. Как констатирует эстонский историк М. Ильмярв, «в условиях международного кризиса в Европе Латвия и Литва, следуя за эстонским примером поиска убежища под прикрытием риторики нейтралитета, также стали придерживаться внешнеполитической ориентации, которая в наименьшей степени служила национальным интересам этих стран. Мотивируя это страхом ликвидации частной собственности большевистским Советским Союзом, правительства Эстонии, Латвии и

Литвы возложили все свои надежды на нацистскую Германию, как наиболее мощного оппонента большевизма» [28] .

Публикуемые в настоящем сборнике документы также подтверждают, что прибалтийские политики рассматривали сотрудничество с Германией как «меньшее зло». Посланник Латвии в СССР Ф. Коциньш зафиксировал мнение своих прибалтийских коллег-дипломатов: «Как эстонский, так и литовский посланники пришли к единодушному мнению, что если с началом войны наступят судьбоносные дни для Балтийских государств, то меньшим несчастьем все же будет немецкая угроза. Запустив «русскую вошь» в шубу, ее наружу больше не выбьешь» (док. № 1). Судя по этому высказыванию, антисоветская позиция прибалтийских дипломатов того времени объяснялась не только политическими страхами, но и банальной ксенофобией.

Казалось, что ближайшее будущее стран Балтии – на стороне Германии и против СССР – было предопределено. Однако в ночь с 23 на 24 августа 1939 г. в Москве был подписан советско-германский договор о ненападении. Согласно секретному дополнительному протоколу к этому договору, Латвия и Эстония оказались включены в советскую сферу влияния, а Литва (вместе с Виленским краем, литовская принадлежность которого признавалась и Германией, и Советским Союзом) – в сферу влияния Германии.

Мотивация советского руководства, вынужденного пойти на сделку с Берлином, была вполне очевидна. Получить на своей западной границе германский плацдарм было давним страхом Кремля. В 1939 г. все попытки советской дипломатии добиться нейтралитета Прибалтики провалились, подписание германолатвийского и германо-эстонского договоров стало наглядной демонстрацией прогерманской ориентации стран Балтии. По справедливому замечанию российских историков О.Н. Кена и А.И. Рупасова, после 7 июня 1939 г. «суть дилеммы, перед которой оказалась Москва, заключалась в том, что сохранение ее позиций в регионе становилось отныне возможным лишь посредством войны с Германией или путем достижения соглашения с ней» [29] .

Поэтому, когда из Берлина поступило предложение подписать договор о ненападении и разделить «сферы влияния», в Москве ответили согласием. Для Германии же на тот момент Прибалтика была не столь важна, как возможность военно-политической изоляции Польши.

Советско-германское соглашение шокировало многих, однако о конкретном содержании его ходили самые различные слухи. Для руководства стран Балтии жизненно важным было понять: касается ли заключенная Москвой и Берлином сделка Прибалтики, а если да, то каким образом?

Латвийский посланник в Берлине Э. Криевиньш уже 25 августа 1939 г. со ссылкой на свои контакты сообщал в Ригу, что согласно советско-германскому соглашению Латвия и Эстония отнесены к сфере влияния СССР, а Литва – к сфере влияния Германии [30] . В начале сентября посол США в Москве Штейнгард сообщил своем латвийскому коллеге Ф. Коциньшу о том, что «соглашение о разделе Балтийских государств между Германией и Советским Союзом можно считать свершившимся фактом» (док. № 2). Эти данные были достоверными, однако латвийский посланник не поверил в американскую осведомленность [31] . Германские дипломаты наличие секретных соглашений с СССР относительно раздела сфер влияния в Прибалтике неизменно отрицали; например, 30 августа 1939 г. германский военный атташе в Москве генерал Э. Кестринг сообщил своему латвийскому коллеге полковнику-лейтенанту Я. Залитису, что «при заключении акта о ненападении между Германией и Советским Союзом не было ни малейшей речи о нарушении интересов Балтийских государств» (док. № 4). Попытки латвийских дипломатов получить информацию от советской стороны тоже не увенчались успехом. Руководство Наркомата иностранных дел СССР от ответа на вопрос о судьбе Прибалтики старательно уклонялось, одновременно делая туманные намеки на необходимость расширения двусторонних политических обязательств (док. № 6). В итоге министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс счел информацию о существовании советско-германского соглашения в отношении балтийских государств необоснованными слухами. В начале сентября 1939 г. он сказал верховному комиссару Лиги Наций в Данциге швейцарцу К. Буркхарду, что Латвия ничего не боится, поскольку Россия не позволит Германии трогать Латвию, а Германия остановит Россию, если та захочет сделать то же самое [32] .

Эстонский посланник в Москве А. Рей не верил в существование соглашения о «разделе Балтийских государств» [33] , тогда как его латвийский коллега допускал подобный вариант, упоминая в числе прочих мнений и догадок, циркулировавших тогда в дипкорпусе [34] . Однако министр иностранных дел Эстонии К. Сельтер о содержании советско-германской сделки был прекрасно осведомлен. Уже 26 августа 1939 г. начальник разведывательного отдела Генштаба армии Эстонии полковник Р. Маазинг представил своему начальству доклад о том, что согласно советско-германскому соглашению страны Балтии отошли в сферу влияния Советского Союза. Эта информация была достоверной; по мнению эстонского исследователя М. Ильмярва, у Маазинга был агент, имевший доступ к секретным документам Третьего Рейха [35] .