Сам слышу, что, вроде, что-то не то говорю, но мне бы хоть как языком ворочать..

– И где она? Та, другая?
– Николай продолжает допрос.

– Какая? Которую я выкопал? Не знаю.

– Нет, та, которая поручила тебе её выкопать.

– Дома, небось, где же еще.

– И где её дом?

– А будто вы не знаете?
– удивился я.

– Тот самый дом? И она - хозяйка? Настоящая хозяйка, не поддельная?

– Да мне откуда знать, поддельная она или нет?
– возразил я. Представилась как самая что ни на есть натуральная.

Владимир мигнул Чужаку, вроде как, и тот встал и к выходу пошел, прервав треп со Смальцевым. В дверях столкнулся с Константином, который гармонь мне тащил.

– На, батя, держи, - говорит он, пропустив Чужака на улицу и подходя ко мне.
– А от Лехи еле отбоярился. Так и рвался к нам заползти. Я уж внушил ему, что у нас гости, с которыми давно не виделись, и поэтому посторонних не нужно...

– Эх!
– говорю я, как сын гармонь мне подал.
– Погуляем от души, ведь на том свете не загуляешь!

И тронул гармонь, развел, первые аккорды взял. Ох, запела, родимая!

– Чего исполнять-то?
– спрашиваю.

– Со слезой давай!
– требует Зинка.

И все остальные поддакивают.

– Что-нибудь душевное, - городские бандюги говорят.
– Вроде Михаила Круга. Слыхал такого?

– Да я новых не знаю, - отвечаю я, сам удивляясь, откуда, стоило гармонь в руки взять, чистота в речи появилась и язык заплетаться перестал. И, главное, в мыслях чистота пошла, будто затмение какое отхлынуло. Что ещё пять минут назад было - плохо помнится, а вот этот, нынешний момент со всей ясностью воспринимаю.
– Я уж вам такое подберу, из душевного, что в мои времена слезу вышибало.

И запел я про "Клен ты мой опавший, Клен обледенелый...", а потом ещё из Есенина, про "Ты жива еще, моя старушка..."

...И тебе в вечернем сизом мраке,

вывожу я,

Часто видится одно и то ж,

Будто кто-то мне в кабацкой драке

Саданул под сердце финский нож...

– это уж все подпевают, и городские так задумчиво руками в воздухе поводят, сигареты закуривая, что вот, мол, и Сережа Есенин из наших был.

И при этом не забывают мне стаканы подливать. А я хлопнул стакан, другой, да и запел про "И дорогая не узнает...", и при этом, вижу, Виталик Горбылкин, обстановкой воспользовавшись, поднимается и вроде как выйти хочет.

Но эти, они зорко следят, и Николай говорит ему:

– Ты куда? Посиди пока.

– Да мне бы до ветру...
– мычит Виталик.

– Ничего, потерпишь... Толик!
– это Чужак воротился и машет от двери рукой, что, мол, все в порядке.
– Возьми этого за шкирку и своди до ветру.

– Сделаем!..
– говорит Чужак. И, буквально, берет придурка за шкирку, чтобы тот никуда не сбежал, и ведет его.

А Николай при этом поглядел на часы и кивнул Владимиру. Тот в ответ кивнул.

А я "На сопках Манчжурии" начал. Душевная песня, хоть и старая. Но не допел до конца, как крик со двора. Я примолк, мы всполошились, а Константин первым успел выбежать, и, пока мы чухались, что к чему, вводит Чужака. Чужак пополам согнулся, руки к животу прижал, между пальцами кровь течет.

– Сбежал!..
– хрипит он.
– Ножом меня вдарил и сбежал...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Тут уж, сами понимаете, не до веселья и не до песен. Чужак хрипит, концы отдает, Зинка, Константин и Смальцев возле него хлопочут, Николай старшего Горбылкина за плечо трясет:

– Если твоего... так его и так, трамтарарам!.. не поймаем, знаешь, что я с тобой сделаю?

Горбылкин сидит белый как мел, весь хмель растерял: понимает, что с ним сделать могут.

А Владимир, он так спокойненько очередную сигарету закуривает и водки себе наливает. Глядя на него, и я себе плесканул.

– Правильно, папаша, мыслишь, - кивнул он мне.
– Чужак либо выживет, либо нет. А теперь говори мне, как эта девка тебя нашла.

– Да вот так и нашла, - говорю, - что я пошел с утра Аристархычу могилу рыть, а она меня и словила.

– И велела эту чурку откопать?

– Да. Велела.

– И как к виду мертвого тела отнеслась?

– Да никак. Совершенно спокойно. Как будто ей это не в новинку.

– Интересно, да... И что она с телом сделала?

– Понятия не имею.

– Не имеешь, значит? То есть, увезла куда-то?

– Угу, - мычу я, глядя в стакан.

– И какой она тебе вообще показалась?

– Ну...

– Говори, не бойся.

И выложил я ему как на духу:

– А такой показалась, что, хоть и красотка она, но если б мне предложили выбирать, кого больше бояться, вас или её, я бы её выбрал!