На фоне общей ситуации в стране, в течение лета Скородумов продолжал попытки осуществить идею создания русского формирования, но переговоры он вел уже с представителями различных сил внутри Сербии, а основной целью была заявлена защита русского населения. Контакты с сербским политиком Димитрие Льотичем, занимавшимся в этот период созданием добровольческой команды из сербских коллаборационистов, не принесли результатов: в ее состав, как и в подразделения Сербской державной стражи (СДС), русские могли вступать лишь в частном порядке [72] .

Больший интерес проявил германский Уполномоченный командующий в Сербии генерал Пауль Бадер – 31 августа Скородумов встретился с оберстом Эрихом Кевишем для обсуждения перспектив развертывания подразделений из эмигрантов. Посредником при этом выступал унтершарфюрер Ханс Бок – руководитель курировавшей национальные вопросы референтуры III В оперативной команды СД «Белград» [73] .

Чем объяснить этот интерес к русскому проекту? Вероятно, ответ можно найти в докладе германского офицера для поручений ритмейстера Кампе, прибывшего в Белград 5 сентября для участия в подавлении восстания. Он констатировал недоверие Бадера и Кевиша к четникам Пачанаца, ввиду вскрывшихся фактов их сотрудничества с коммунистами, и повсеместное недовольство новыми союзниками на низовых уровнях: «Неясно, не поддерживают ли четники, несмотря на договоренности, постоянно растущую бандитскую активность. Поэтому войска жалуются на невозможную путаницу и неопределенность, так как они должны противостоять коммунистическим бандам, но не могут ничего делать с четниками, хотя во многих случаях нет никакой разницы между коммунистами и четниками» [74] .

Вероятно, инородные для Сербии и вызывавшие ненависть повстанцев русские эмигранты представлялись командованию оккупационных сил гораздо более надежными кадрами, чем сербские коллаборационисты.

Встреча длилась около двух часов, сам Скородумов впоследствии писал, что выдвинул на ней следующие условия:

– немецкому командованию подчиняется лишь командующий формирования, а остальные служащие – ему и назначенным им русскими начальникам;

– ни одно подразделение не может быть придано немецкими частям. Формирование должно действовать как единое целое;

– служащие должны быть одеты в собственную униформу;

– никто из служащих не приносит присяги, кроме командира;

– после подавления коммунистического движения в Сербии немецкое командование обязуется перебросить часть на Восточный фронт;

– формирование не может быть использовано ни против четников Михайловича, ни против иных государств [75] .

Но почти все из них следует отнести к послевоенным домыслам самого автора. Так, сторонами однозначно не мог подниматься вопрос о неучастии русских в боях против четников: как уже писалось выше, весь период с начала восстания до поздней осени 1941 г. равногорцы и коммунистические партизаны действовали объединенными силами. До открытых столкновений между ними дело дошло лишь в последние дни октября, а окончательный разрыв произошел в конце ноября. Достаточно сказать, что менее чем через три недели после переговоров Кевиша и Скородумова, 19 сентября, в селе Струганек состоялась встреча Йосипа Тито и Драголюба Михайловича. В ее результате была достигнута договоренность (фактически утверждено существующее положение) о ненападении и разделе трофеев. Вторая подобная встреча состоялась в еще более поздний период – 27 октября в селе Браичи [76] .

Немногим менее нереальными выглядят пункты о непринесении добровольцами присяги и использование корпуса как единого целого. Присяга, по общему правилу, является обязательным условием зачисления на службу служащего военных или милицейских формирований в любой стране мира. Отказ от подчинения русских частей немецким военным инстанциям был бы неосуществим в условиях военных действий, что Скородумов как кадровый офицер с боевым опытом должен был отлично понимать.

Относительно предпоследнего пункта, согласно которому немецкое командование якобы должно было перебросить часть на Восточный фронт, точную картину дают свидетельства эмигранта Юрия фон Мейера, присутствовавшего на встрече в качестве переводчика. В числе прочего он изложил принятые Скородумовым условия Кевиша, который подчеркнул, что формирование будет именоваться группой заводской охраны и будет находиться в подчинении уполномоченного по хозяйству в Сербии группенфюрера Национал-социалистического авиационного корпуса Франца Нойхаузена. Он же сообщил, что никакая отправка формирования на Восточный фронт не планируется, так как он нужен для охраны промышленных объектов в Сербии. Кевиш также исключил возможность проведения какой-либо мобилизации – запись могла осуществляться лишь на добровольной основе [77] .

Версия о якобы имевшем место обмане добровольцев со стороны германского военного руководства, не отправившего, вопреки обещаниям, корпус на Восточный фронт, стала широко озвучиваться в середине второй половины XX века, вполне возможно под влиянием изданных Скородумовым мемуаров. Но в более ранних публикациях она не встречается. Так, в августе 1947 г. в «Вестнике» американского отдела РОВС был опубликован ответ неназванного компетентного русского эмигранта (бывшего российского старшего офицера, на 1941 г. проживавшего в Белграде) на письмо начальника союза Алексея Архангельского с просьбой разъяснить обстоятельства создания шуцкора. Респондент прямо писал, что «немецкие оккупационные власти в Сербии объявили о формировании Русской «охранной группы» с очень скромными задачами местного характера» [78] . В мае 1950 г. ветеран корпуса, скрывавшийся под инициалами «Б.В.» также свидетельствовал, что «цель создания корпуса была ясно сформулирована в немецком приказе: «для охраны объектов в Сербии» [79] .

Полную несостоятельность утверждений об «обмане» доказывает и одно из сентябрьских донесений шефа полиции безопасности и СД обергруппенфюрера Рейнхарда Гейдриха. В нем он, на основании донесения оперативной команды «Белград», сообщал про достигнутую на переговорах со Скородумовым договоренность, что формирование будет использоваться для защиты хозяйственных объектов, в том числе, по просьбе групенфюрера Нойхаузена, рудников. После нормализации ситуации в Сербии русские части должны были быть расформированы. Так же до сведения Скородумова было доведено, что они ни при каких обстоятельствах не могут быть использованы на Восточном фронте [80] .

Бесспорен только пункт, касавшийся необходимости введения для бойцов группы собственной формы. Фактически она представляла собой переделку старой югославской, в достаточных количествах захваченной на складах (впоследствии появилась сделанная на ее основе униформа темно-коричневого цвета). Самым интересным ее элементом (декоративного характера) являлось ношение имитации старых погон российской армии, обозначавших последнее звание служащего в вооруженных силах Российской республики или же в белогвардейских армиях. Ситуация с ними подчас доходила до по-настоящему анекдотических случаев. Например, Владимир Бодиско (родившийся в 1912 г. и в российской армии, соответственно, не служивший), вспоминал, что начальник ветеринарного отдела доктор Василий Истомин приказал ему нашить погоны капитана на основании того, что в дореволюционной России все имевшие высшее образование при зачислении на государственную службу автоматически получали соответствующий ему ранг губернского секретаря [81] .