— Да, надо припомнить все-все странное и подозрительное, что было за последние дни! — сказал Ванька.

И мы стали припоминать — и скоро совсем сбились и запутались. Просто обалдеть можно, сколько, оказывается, каждый день происходит странных вещей — или, по крайней мере, таких, которые без натяжки можно назвать странными и не совсем обычными. Например, следует ли считать странным, что у мамы пирожки чуть-чуть перестояли в духовке — ведь это случилось после того, как она узнала о приезде министра? Известие о его визите никак не могло выбить её из колеи — к знатным гостям мои родители привыкли. Так может отец поделился с ней чем-то таким, связанным с приездом министра и звонком Степанова, из-за чего мама начала нервничать? Или это произошло просто-напросто в запарке подготовки к празднику. В любом случае, не мешает по-хитрому расспросить маму — вдруг она проговорится?

В общем, мы с изумлением обнаружили, что когда мы говорим «день прошёл как обычно», то, по большому счёту, это неверно. В каждом дне можно углядеть целые тысячи мелких странностей и необычных событий, которые делают его непохожим на любой другой. Это если брать самый заурядный день, а что уж говорить о днях, когда действительно что-то происходило — таких, как тридцать первое декабря! Да ещё со всем наворотом вокруг нынешнего Нового года!

— Так мы далеко не уйдём! — заявил я. — Нам надо сосредоточиться на главном, и принимать во внимание только те странности, связь которых с этим главным для нас совершенно очевидна!

— Да, наверно… — согласился Ванька. — О, смотрите, «Буран» возвращается… И оба наших папы на «Буране», значит, машину им вытащить не удалось!

Мы с Фантиком тоже подошли к окну и увидели, как в сгущающихся сумерках наши папы остановили «Буран», пошли в сарай, выволокли оттуда несколько досок, подлиннее и покрепче, что-то обсудили с вышедшими охранниками и принялись пристраивать доски на «Буране». Топа, видя всю эту суету, вылез из-под своего навесика у сарая и стал бродить вокруг «Бурана» и нюхать воздух, как бы с любопытством читая по оставшимся запахам, насколько удалось вызволить машину и где работа застопорилась. Потом он насторожился — его вообще возмущали любые неполадки и неудачи — и метнулся к воротам, громко залаяв.

— Да, Топа, да! — крикнул отец. — Безобразие! Мы здесь, а машина до сих пор там! Ничего, скоро все уладим!

Топа воспринял одобрительную интонацию отца как разрешение лично проинспектировать состояние дел на месте происшествия — и рванул за ворота.

— Стой, Топа, куда ты! — остановил его отец. — Не вольничай!

Топа с лёгкой обидой поглядел на отца и громко залаял, пытаясь что-то объяснить.

— Да-да, конечно, мы и сами понимаем, что без твоей помощи нам не обойтись, — согласился отец. — Так что можешь пойти с нами. Но не лезь поперёк батьки в пекло!

Топа замялся, словно не зная, удовлетвориться этим или нет. Тем временем папа с дядей Серёжей пристроили доски на «Буране» и выехали со двора.

— Пошли с нами, Топа, коли хочешь! — крикнул отец.

И Топа помчался вслед за «Бураном».

Мы проводили их взглядами.

— Сегодня могут и не вытащить, — заметил Ванька.

— Типун тебе на язык! — возмутился я. — Тогда лучше на глаза взрослых не попадаться! Они будут раздражены на нас и обязательно за что-нибудь всыплют!

— Давайте лучше вернёмся к нашему заседанию «Союза диких», — предложила Фантик.

В этот момент снизу донёсся рык министра — мы аж подпрыгнули. Но тут же сообразили, что это он так смеётся — и его могучий смех эхом разносится по всему дому, сотрясая стены.

— Интересно, что его так насмешило? — сказал я. — Давайте посмотрим!

Мы быстро сбежали вниз и осторожно заглянули в гостиную.

Министр стоял перед ковром Степанова и хохотал. Со вчерашнего дня ковёр стоял в углу, свёрнутым в рулон, и, видно, министра заинтересовало, что же такое изображено на нашем ковре. Охранники и секретарь тоже разглядывали ковёр — с такими лицами, словно они тоже хотят последовать примеру Степана Артёмовича, но сдерживают смех, боясь, что дом может обрушиться, если и они присоединятся к громовым раскатам своего начальника. Наши мамы взирали на них и на ковёр чуть ли не с гордостью: в каком ещё доме можно найти такое чудо, способное доставить столько радости гостям?

— Да… — сказал Угрюмый. — Такое стоило поискать! Мой дед был бы в восторге — он обожал всякие ковры и занавески расцветок «вырви-глаз» и фарфоровых кошечек. Как и многие в моей деревне…

— А его ведь надо на стену повесить, чтоб не обидеть человека… — заметил охранник Юрий.

— Может, его можно как-нибудь спасти, приглушив цвета? — предположил секретарь, Анатолий Максимович. — Скажем, сначала постелить на полу, чтобы по нему походили ногами, а потом почистить — или в снегу выбив или специальным средством? Если цвета поблекнут, то он может быть совсем ничего!

Идея показалась всем вполне разумной.

— Я готов лично принять участие в его вытаптывании! — заявил Степан Артёмович. — После баньки можно этим заняться. А может, в баньку его взять — вдруг от жары он потускнеет, а?

Послышалось приближающееся тарахтение «Бурана».

— Что-то машину опять не слышно, — обеспокоено проговорил охранник Влад. — Неужели так и не удалось её вытащить?

Всё объяснилось очень быстро. На снегокате был только дядя Серёжа. Мы увидели в окно, как он слезает со снегоката и направляется к дому — с таким лицом, что мы сразу заподозрили неладное.