Несколько минут она рассматривала одну пуговицу за другой, стараясь вызвать в памяти лица мужчин. Но вскоре отставила шкатулку в сторону и начала изучать в зеркале свое вспотевшее тело. Оно было все еще мягким там, где надо, и упругим, где и положено; следы на щеке от ногтей Розы уже почти пропали. Глядя на себя, Эштон почувствовала, как ее надежды вновь оживают, и поклялась себе, что непременно использует свою красоту, чтобы сбежать из этого проклятого места.

Она снова легла в постель и стала с наслаждением представлять, как снова и снова втыкает в кожу Бретт маленькую острую пилочку для ногтей, пока из раны не начинает течь кровь.

Три дня спустя в кантину вошел какой-то небрежно одетый белый с длинными заостренными усами и револьвером на поясе. Он быстро проглотил возле бара два двойных виски, а потом, пошатываясь, подошел к жестким стульям, на которых сидели Эштон и Роза в ожидании клиентов. Третья девушка уже работала наверху.

– Привет, мисс Желтые Башмачки. Как поживаете?

– Вполне сносно.

– Как вас зовут?

– Бретт.

– Что я слышу? – усмехнулся он. – Неужели передо мной павший южный цветок?

Эштон чуть откинула голову назад и кокетливо взглянула на него:

– Я никогда не падаю, не получив плату заранее. Но раз уж вы знаете мое имя, не назовете ли свое?

– Имя может показаться вам странным. Банко, прямо как в шекспировском «Макбете». Фамилия – Коллинз. Пожалуй, выпью еще, а потом вернусь к вам.

Он потащился обратно к бару, а Эштон вцепилась в стул, чтобы не упасть.

– Угощаю всех! – Банко Коллинз стукнул кулаком по барной стойке. – Я могу потратить хоть в десять раз больше и глазом не моргну.

К нему подошла сеньора:

– Смелое заявление, любезный сэр!

– Зато правдивое, красотка! Мне известно, где зарыты сокровища.

– Ну да, понимаю, шутите. Здесь рядом нет никаких рудников.

Коллинз залпом проглотил порцию дешевого виски:

– А я и не собирался копаться в земле. Я говорил о фургонах.

– О фургонах? Чушь какая-то!

– Только не для меня. – Он взмахнул руками и начал шаркать по полу подошвами башмаков. – Надо бы вам музыку сюда, чтобы люди потанцевать могли!

Все смотрели только на него, поэтому никто не заметил выражения лица Эштон. Перед ней был тот самый человек – проводник Ламара!

– Стану богатым, как царь Мидас! – заявил Коллинз, почесывая в паху.

Роза стала энергично прихорашиваться. Эштон осторожно достала пилочку из ботинка и спрятала под мышкой. В следующую секунду Роза задохнулась, почувствовав укол лезвия.

– Этот мой, – шепнула Эштон. – Если сунешься, я тебе завтра глаз выколю.

Роза побледнела:

– Да забирай его! Забирай!

– Ничего, еще услышу много музыки, когда поеду по всему свету. В Риме, в Японии… – Коллинз рыгнул. – Но не здесь. Хотя, пожалуй, и здесь можно найти кое-что приятное.

Качаясь, он пошел к девушкам. Эштон встала. Он снова усмехнулся, взял ее за руку и повел наверх.

В своей комнате Эштон закрыла дверь на задвижку и помогла Коллинзу раздеться. От волнения она слишком сильно дернула пуговицу на гульфике, та отлетела и ударилась о стену. Когда она начала стягивать с него штаны, он сел на кровать.

– Ты так интересно рассказывал внизу, – сказала она.

Он моргнул, как будто не расслышал:

– Откуда ты, Желтые Башмачки? На мексикашку уж точно не похожа.

– Я из Каролины, застряла здесь по несчастному стечению обстоятельств. – Она глубоко вздохнула и решительно выпалила: – Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

Несмотря на хмель и растущее возбуждение, Коллинз при последних словах сразу насторожился:

– Мы говорить будем или трахаться?

Эштон наклонилась вперед и занялась делом, чтобы смягчить его раздражение, потом добавила:

– Я просто хотела спросить о тех фургонах… – (Он схватил ее за волосы.) – Коллинз, я на твоей стороне. Я знаю, что в них.

– Откуда? – Он в ярости дернул ее за волосы. – Я сказал – откуда?

– О, пожалуйста… не так сильно! Вот так-то лучше…

Она в испуге откинулась назад. А вдруг он и вправду ощутил угрозу? Вдруг решил убить ее? Но остаться здесь все равно хуже смерти, подумала она.

– Я знаю, – собравшись с духом, осторожно начала она, – потому что человек, которому принадлежали фургоны, – мой родственник. Он ведь был южанином, так?