Тут и запала Кольке в голову мысль: а неплохо бы и себе соорудить такой галстучек, а! Раз уж в Енотаевке и в Астрахани ходят разрисованные по всем правилам изобразительного искусства модники, то хуторскому Кольке Тихонову сам бог велел таким галстучком обзавестись… Тем более что сырье можно найти под любым кустом.

Можно было, конечно, присмотреть на галстук шкуру, которую змея уже сбросила, Колька знал несколько мест, где этих шкурок было, как обрезков под швейной машинкой у хорошего портного, – лежали в несколько слоев, но шкурки эти были уже дряблые, сморщенные, для щегольского галстука не подходили, все они были второго или даже третьего сорта, поэтому надо было искать живую змею, желательно с красивым одеянием.

Лучше всего для галстука подходили два рода змей – яркие пестрые гадюки, живущие в лугах, где от ранней весны до поздней осени благоухают самые разные цветы от анютиных глазок и одуванчиков до кукушкиных слез, альпийского горошка и пастушечьих сумок, и змеи черные, лаково-блестящие, будто вырезанные из свежего антрацита, неведомой породы. Эти змеи любили жить в низких сырых местах, ловили там рыбу, лягушек, иногда поднимались чуть выше и питались там мышами. Ядовитые змеи эти, как слышал Колька, тоже происходили из породы гадюк.

Колька присмотрел большую черную змею и, когда та задремала на солнышке, взял рукав от старой телогрейки и постарался бесшумно атаковать ее.

Бесшумной атаки не получилось, змея почувствовала человека, распахнула большой опасный рот, сжалась в пружину и готова была прыгнуть, Колька, поняв, что сейчас произойдет, поспешно сунул в пасть змее ватный рукав.

Та вцепилась в него зубами, Колька ловко рванул рукав на себя, и гадюка мигом лишилась двух длинных, кривых, как шила для починки обуви, ядовитых зубов. Колька просто-напросто выломал их.

Следующие два зуба, начиненные ядом, появятся у змеи не раньше, чем часа через полтора, а когда и они будут выломаны привычным для Тихонова методом, то со змеей можно будет обращаться, как с обычной веревкой, – беззубая, она никому не причинит вреда, будет только шипеть да пытаться уползти куда-нибудь в укромное место, поскольку очередные ядовитые кривулины появятся у нее лишь через два месяца.

– Ну чего, подружка? – бесстрашно поинтересовался Колька, догоняя пытавшуюся удрать чернокожую красавицу. – Не торопись, спешить тебе некуда.

Ухватил змею за хвост, подтянул к себе и, намотав конец на кулак, чтобы змея не соскользнула, со всего маху ударил ее головой о сохлую, твердую, как дерево, кочку.

Змея пискнула, распахнула рот широко и скисла, словно бы из нее выпустили воздух.

– Что и требовалось доказать, – вспомнив школьные уроки по алгебре, проговорил Колька и поволок змею себе во двор на разделку.

Там он первым делом измерил змею – годится ли для галстука, – причем галстука длинного, такого, чтобы конец закрывал пряжку ремня на брюках. Змея была длинная, годилась не только для пацана, но и для взрослого человека, – один метр тридцать четыре сантиметра.

Для обдирки и вообще проведения всяких операций, требующих острого лезвия, у него имелся остро наточенный ножик, сделанный из обрезка старого сломанного обеденного ножа, занимавшего когда-то почетное место в ряду столовых приборов. Оглушенная змея даже очнуться не успела, как оказалась без одежки.

Красивая змея эта оказалась не пустая, а с начинкой, внутри ее, в полости живота находилось двенадцать разбухших яиц. Кожица у яиц была мягкая, вялая, и Колька понял, что змея должна была вот-вот разродиться детенышами.

Недолго думая, Колька распластал ножом одно кожистое яйцо. Внутри шевелился похожий на большого дождевого червяка-выползка змееныш.

Колька почувствовал, как в глотке у него, в самом низу, шевельнулось что-то тошнотное, холодное, он принял это ощущение за проявление слабости и быстро одолел себя. Выковырнул второе яйцо, интересно было – там все то же, что и в первом яйце, или, может быть, какая-нибудь диковинная черепашка, с удовольствием проглоченная мамашей, – но нет, ни черепашки, ни лягушки, ни страшноватого ногастого тритона там не было, обитал такой же подслеповатый змееныш.

Довольно быстро Колька вспорол все яйца, что находились в змеином чреве, а сам начал чистить мамашу.

От антрацитовой шкурки надо было целиком отделить мышечный слой, все мясные крошки и кусочки, снять все дочиста, иначе галстук протухнет.

Его еще надо было обработать мукой, квасцами, наждаком счистить тонкую подкожную пленку, доверить нежную работу эту ножу было нельзя – лезвие может оставить порез, – затем снова обработать мукой, кожица должна быть мягкой, не поддаваться ни плесени, ни гниению, не то изделие прокиснет, превратится в неведомо что, поэтому Колька трудился особенно усердно.