Я даже глаза открыла, впечатленная перспективой.

«Писец», – беззвучно прошептала обветренными губами, имея в виду не только белого лиса, радостно скакавшего на моих коленях, но и ситуацию в целом.

Оно и понятно: раз животные говорящие мерещатся, значит, с головкой у меня совсем плохо – а это один из признаков скорой и неминуемой кончины от переохлаждения. Разве нет?

– Папа, она моргает! – продолжил отчет мой воображаемый друг, счастливо скалясь при этом.

Ресницы успели покрыться инеем и потому казались ужасно тяжелыми. А может, и ледяной корочкой обросли, как знать. Вдруг я во сне оплакивала свою загубленную стараниями мачехи судьбу? Голова была ватной, будто меня дурман-травой опоили. Тело двигалось, но вяло. Я с трудом подняла руку, пытаясь поймать призрака. Призрак, как ни странно, поймался. За хвост! Большой, пушистый и длинный. Длиннее, чем у обычных лисов.

– Ой! – испуганно пискнуло не такое уж и воображаемое существо. – Па… папа! Ярнила меня сейчас сожрет!

От излишне высокой ноты, прорезавшейся в голосе лисенка, размерами походившего на ребенка лет шести-семи, я поморщилась. Мышцы лица онемели, я их почти не чувствовала, но уши, видать, не до конца отморозились, потому что отреагировали на сей вопль болезненным звоном.

– Ты кто, дет… кхе… – спросила хрипло и закашлялась, с тоской понимая, что проклятые иголочки обосновались и в грудной клетке тоже.

– Папа! – в панике взвизгнул лисенок.

– А ну, отпусти ребенка! – раздался грозный рык, от которого я вздрогнула, а говорящий «шерстяной клубок» отскочил, плюхнувшись в ближайший сугроб. За хвост я его не удержала – сил не хватило и скорости реакции. – Яр-р-рнила, значит…

Надо мной склонился человек. Ладно, почти человек. Большой беловолосый мужчина без шапки, но в теплой зимней куртке с капюшоном. И все бы ничего, только уши у него были не то лисьи, не то эльфийские: большие, оттопыренные, заостренные… еще и белой шерстью с обратной стороны покрытые. Либо я окончательно спятила, либо… в этом мире живут оборотни. И, что примечательно, мы говорим с ними на одном языке! Видимо, это прощальный подарочек от мачехи… вместо походного узелка и шубки.

– Рот открой! – потребовал незнакомец, взвешивая в руке топор.

Добротный такой, острый… с удобной деревянной рукоятью, на которой были вырезаны какие-то символы. Этот, без сомнения, примечательный инструмент впечатлил меня даже больше его ушей.

– Р-рот? – переспросила заикаясь. Он что у меня, как у лошади на рынке, зубы смотреть собрался? Сон как рукой сняло, и я всерьез задумалась о беге с препятствиями, а не о танцах, которыми планировала согреваться. Еще бы второе дыхание открылось, а то без него не встать. – З-зачем?

– За редькой! – съязвил блондин, хватая свободной рукой меня за подбородок так, что губы сами приоткрылись. – Язык высунь.

– Может, еще и полаять? – огрызнулась я, невольно радуясь тому, что голос вернулся.

– Можешь и полаять… и даже хвостиком повилять, – рассматривая мой язык, сказал местный хам. Я уже хотела сообщить ему, что таких частей тела мне матушка-природа не дала, как вдруг увидела ЕГО… огромный белоснежный хвост. Не мой, а этого дровосека неотесанного! И дар речи снова пропал. Вот досада!

– Ярнила? – с опаской спросил лисенок, отфыркиваясь и выползая из сугроба.

– Человек, – вынес вердикт его (или все-таки ее?) папа, напоследок мазнув по моей нижней губе большим пальцем. Легонько совсем, но я почему-то вздрогнула. – Ты ведь человек? – уточнил он, убирая руку. И я задумалась: признать очевидное или сослаться на временную потерю памяти? Вдруг честность мне боком выйдет, я ведь ничего не знаю о здешних порядках. – Так человек или кто?

– Зависит от того, что вы обычно делаете с людьми, – проговорила осторожно. Что примечательно, почти без запинки.

Встреча с аборигенами взбодрила, прогнав заторможенность и вернув озноб. Меня снова начало потряхивать, несмотря частичное онемение некоторых частей тела. Сказывалось долгое пребывание на морозе. Не таком уж и кусучем, но… я ведь в туфельках и платье! А этот истукан с топором даже курточку леди не предложил! Что за варварский мир? Куда я попала?

– С людьми-то? Едим на ужин! – сообщил хвостатый дровосек, и я, нервно сглотнув, попыталась отползти от него подальше, но дерево помешало.

А белобрысый каннибал еще и рассмеялся, демонстрируя наличие звериных клыков среди вполне человеческих зубов. Хотя, может, и не каннибал он вовсе… вдруг люди для оборотней дичь? Может, он с топором на охоту вышел, а тут я… под кустом. Сейчас по темечку тюкнет и в нору… готовить из свежезамороженной меня аппетитное жаркое.

– Успокойся, я пошутил, – прервал поток моих панических мыслей блондин.

– Папа не ест людей! – сообщило его мохнатое чадо, снова подкрадываясь ко мне. Еще и носом заводило, обнюхивая. – Папа хороший, – добавил лисенок.