— Какие интересно? — с усмешкой ответила Анна. — Я руки помою?

— Помой, конечно. Ванна направо.

Зашумела вода, а потом снова послышался голос девушки:

— Да уж! Все же про иной уровень жизни я права!

— Ты о чем? — крикнул Днёв, чтобы пробиться через шум льющейся воды и гудение труб.

— О мыле. — Анна выглянула из ванной и показала кусок мыла, лежавший у нее на ладони. — Это же прямо духи французские! У нас начальница такими душится.

— Это у нас в спецмагазине продается, — немного смущенно объяснил подполковник. — Импортное.

— Да я уж вижу, что не отечественно. — Снова в ее голосе проскользнула ирония.

Днёв накрыл импровизированный стол в комнате. Скинув газеты на диван, он раздвинул маленький журнальный столик, накрыл его простенькой белой скатерке и разложил на нем нехитрую снедь. Несколько поколебавшись, Борис открыл сервант и достал коробку дорогущих иностранных конфет, которые лежали у него уже целый год с прошлого Дня сотрудника государственной безопасности — тогда их клали в подарочный набор.

Анна снисходительно окинула взглядом яства и плюхнулась на диван, закинув ногу на ногу. Одета она была просто, но не серо. Отечественные джинсы весьма неплохого качества, белая блузка и черный приталенный пиджачок, совсем недавно вновь вошедший в моду. Днёв сразу определил, что пиджак этот домашнего производства — в магазинах таких стильных вещичек особенно не продавали.

Откинувшись на спинку дивана, девушка игриво улыбнулась и несколько жеманно и старомодно попросила:

— Налейте даме вина, товарищ офицер!

Днёв моментально наполнил ее бокал густым темно-красным вином и протянул его Анне.

— Мерси, — улыбнулась она и тут же сделал небольшой глоток, слегка зажмурившись.

— Могу поставить музыку, — спохватился Днёв, осознав, что все происходит в полной тишине. Тишина, конечно, дело хорошее, но не для первой встречи.

— Поставьте… — согласилась Анна.

Борис включил музыкальный центр и вернулся за стол. Наполнив свой бокал, он поднял, кивая на бокал Анны и предлагая сделать тоже самое.

— Давай за наше знакомство, — предложил подполковник. — И, думаю, что мы можем перейти на «ты».

— Давайте, — поддержала его Анна. — Так ты живешь один?

— Да, последние три года — один, — ответил Днёв и машинально посмотрел на фотографию Али, стоящую на книжной полке, за стеклом. — У меня была жена. Но она умерла.

— Ой, простите, — покраснела девушка. — Я не хотела…

— Да ничего, — поспешил успокоить ее Днёв. — Дела давно минувших дней. Все уже отболело.

Анна встала с дивана и подошла к полке, заставленной книгами. Постояв несколько секунд, она обернулась к хозяину квартиры:

— Это она? — пальцем гостья указала на фотографию в рамке.

— Да.

— Красивая, — Анна отодвинула стекло и взяла рамку в руки, только потом спросив разрешение: — Можно?

— Да чего уж теперь спрашивать, — усмехнулся Борис.

Он сидел на стуле, посреди комнаты и смотрел, как едва знакомая ему девушка вертит в своих красивых руках фотографию Али. Внутри у Днёва были смешанные чувства. Какая-то часть его противилась этому действу: после смерти Али все, что было с ней связано, было только его. Он никого не пускал в этот мир. Да и пускать было особенно некого. Родителей уже давно не было на этом свете — оба ушли еще не старыми. Друзей Днёв так и не нажил. Вернее, те, кого он и мог бы назвать друзьями, по сути, были всего лишь коллегами. Тот же Збруев или ребята из его группы, которые пострадали после провала операции по перехвату волков. Да, его приглашали на праздники, иногда даже домой, а не в кафе или ресторан, где, как правило, собираются не самые близкие люди. Но не более того. Домашний телефон молчал неделями.

Так было не всегда. Пока была жива Аля, в их доме кипела жизнь. Ему даже приходилось урезонивать ее, так как это могло бросить тень на его карьеру. Но он слишком любил ее, чтобы что-то запрещать. А потому разрешал. Разрешал и мучился. Разрешал и боялся, что на работе станет известно об очередной бессонной ночи в его квартире. Она со своими друзьями сбивала его, путала карты. Вся эта «богема», странные личности, которые иногда говорили такое про ту же власть, что Днёв был готов заткнуть уши.

Аля была поэтессой. Так она сама себя называла. Вообще-то работала она рядовой машинисткой в конструкторском бюро. Но то днем. А по вечерам она писала. И созывала друзей. Ничего крамольного в ее стихах не было — сплошная лирика. Но все же, все же… Лишь после ее смерти Днёв пришел к выводу, что их союз не был равнозначен. Тогда, при ее жизни, он иногда задумывался на эту тему, но тут же гнал от себя подобные мысли. Но, когда Аля ушла, Борис окончательно осознал, что не меньше пятидесяти процентов ее отношения к нему были, если не корыстны, то весьма и весьма расчетливы. Она прикрывалась им. Использовала его положение, чтобы спокойно заниматься творчеством. Именно из-за этих противоречий, в которых Днёв и сам пытался разобраться не первый год, он и закрыл свою прошлую жизнь от посторонних взглядов.

И теперь, когда молодая симпатичная девушка так бесцеремонно вторглась в его личное пространство, подполковник почувствовал легкий укол в области сердца — кто-то ступил на его территорию.

Но вторая половина души Днёва кричала об обратном. Она хотела освободиться от прошлого, вылететь из этой клетки, чтобы начать жизнь заново, с чистого листа. А потому, то, что делала Анна, отчасти показалось подполковнику шагом навстречу этой свободе. Она прикоснулась к запретному для посторонних глаз, но так беззаботно и легко, что это было даже удивительно. Днёв прекрасно понимал, что если бы девушка попросила у него разрешения посмотреть фотографию, он бы, скорее всего, ответил бы отказом. И равновесие бы сохранилось, не нарушив стабильности его внутреннего мира.