На крохотном острове в океане таинственным образом исчезает смотритель маяка Арни. В ту роковую ночь с ним находился Гарри, напарник и друг. Гарри не даёт покоя последняя беседа с Арни и ряд странных событий перед трагедией. В погоне за правдой он остаётся на маяке вместе со следователем Юрием и другими смотрителями. И чем ближе они подбираются к загадке острова, тем явственнее Гарри понимает, какая страшная угроза нависает над ними.
Диск солнца погружался в пучину, багровым сиянием растекаясь по морю. Налетевшие хмурые тучи гнались друг за другом: иссиня-черные, грозные. Ветер нес их дальше и дальше, к неизвестности.
Гарри задумчиво глядел на закат и охотно верил: новый день он обязательно встретит в добром здравии. И не один, а с очень хорошим человеком, Арни. И если бы Гарри знал, что тот декабрьский вечер станет для друга последним, то непременно поговорил бы с ним ещё несколько минут.
Мерцающий в ночи маяк стал для Арни могилой. Островок двести на триста метров, покрытый сухой травой.
Всюду чувствовалась власть стихии. Она ощущалась не столько кожей, сколько сердцем. Всякий раз, когда Гарри подходил к каменной лестнице, ведущей к причалу – вниз по склону, – его будто сдавливали тиски. Он едва не вскрикивал от боли. Хватался за грудь и постанывал. Все равно никто не придет на помощь. Но лестница звала смотрителя непрестанно, словно подсказывая, куда пропал Арни.
Арни был старше Гарри на пять лет, в прошлом – участник войны с Японией, не раз побывал в плену. Арни любил рассказывать о новом вкусе жизни – ощутимом и неповторимом, – который познал у врага, когда несколько коротконогих "япошек" пытались отбить ему почки. Одну всё-таки отбили, затем исколотили пленного до полусмерти и закрыли в подвале. Приносили воду и сухой хлеб с плесенью.
– Я слушал музыку, - поведал однажды Арни зимним вечером после ужина.
– Она звучала со стороны. Отголосками долетала до меня. Нужно было постараться, чтобы её услышать.
– Как же ты научился слушать в таких условиях?
– спросил Гарри.
– Ужасно и страшно всё-таки.
– В повседневности нет ничего страшного, она просто учит быть внимательнее к деталям, - сказал задумчиво Арни и улыбнулся краешком губ.
– Научи меня, дружище. И многих людей на Земле.
– Этому нельзя научить, можно прочувствовать. Ты ведь не спроста работаешь смотрителем маяка. Ты любишь одиночество, любишь слушать себя и, самое главное, не боишься услышать голос души. Он может перерасти в крик, который сводит с ума.
– Не сведёт, уже проверено. Я тоже имею военное прошлое, но не такое кровавое, как у тебя, - поведал Гарри и закурил.
– Завтра пораньше встанем, заполним дневники и проверим свечи. Пока они горят исправно и помогают кораблям. Так и человеку нужен огонёк, если душа заблудилась в темноте.
– Гарри затянулся.
– О чём ты?
– Ты веришь в мистику?
– спросил серьёзно Гарри, выпустив струи дыма из ноздрей.
– Я вот верю. Иногда, в бессонные ночи, я выхожу на улицу, часа этак в три– четыре, когда карамельный свет облизывает покрывало моря, и любуюсь небом.
– И какие мысли тебя посещают?
– Разные. Иногда кажется, что кто-то в растерянности ходит по воде. Понимаешь, мои родители умерли рано, когда мне было семь лет. Сначала мать от чахотки, потом отец от туберкулеза. Папа рассказывал о заблудших душах: они держатся поближе к морю, ведь море не имеет памяти, оно даёт свободу внутреннюю. Так вот, они пытаются найти путь в рай, так просто туда не попадают. Маленьким я ничего не понимал, но той ночью вдруг осознал: наши огни помогают душам найти путь к рассвету и остаться там навсегда.
– Хм, красивая история, друг, - сказал Арни и закивал.
– Как бы хотелось, чтобы это было правдой.
– Я верю.
– Гарри вновь затянулся.
В тот вечер они разговаривали до поздней ночи и легли спать как раз в те минуты, когда первые лучи багрового рассвета лизнули алым языком края облаков.
Гарри проснулся через два часа, зашагал в ванную комнату, плеснул холодную воду в лицо и посмотрел на отражение. Красные прожилки, на лбу и вокруг глаз – морщины. Когда Гарри вернулся, то включил лампу и увидел пустую кровать друга. Какое-то время мужчина неподвижно стоял и не мог оторвать от неё взгляд.
– Арни ?
– вырвалось у Гарри.
– Арни? Ты куда пропал, черт тебя побери?
Ответом ему был свист ветра где-то на крыше. Смотритель заправил постель, сложил вещи – они небрежно свисали кровати, – и вышел на улицу. По небу бежали, гонимые ветром, бледно-серые облака, прохладный ветер обдувал лицо, гнул одинокое дерево на полянке, метрах в пятидесяти от Гарри. А вокруг – стихия, мощь и власть моря, приправленным тишиной.
– Арнииииии!!!! – крикнул, не выдержав напряжения ( оно въедалось в мозг), Гарри. – Ты меня слышишь? – Он повторял вопрос вновь и вновь, пока не охрип.
Смотритель отошел от дома и прислушался: свист ветра, шум прибоя, глухой и завораживающий стук, отдающийся в ногах Гарри. Подчас казалось, удары волн сотрясают островок и вот-вот сдвинут его с места.
Сквозь шёпот стихии послышался ответ. Надрывный, отчаянный, мимолетный. Гарри содрогнулся и застонал.
Море словно играло звуками и пыталось поговорить с ним. Он подошел к краю острова и всмотрелся в горизонт. Почему-то ему казалось, что именно там мог быть его друг, мертвый или живой. Но горизонта Гарри не увидел. Он потерялся между морем и хмурыми тучами. Гарри сызнова выкрикнул имя Арни. И когда он, тяжело и сокрушенно вздохнув, повернулся и зашагал к зданию, над его головой кто-то гаркнул. Мужчина посмотрел наверх. Огромная черная птица, напоминавшая увеличенного ворона, флегматично взглянула на человека и вспорхнула с кончика цилиндрической крыши маяка. Взмахнула крыльями и взмыла ввысь, затем поддалась ветряным потокам. Черным мазком на фоне сине-серых туч выделилась величественно и страшно. Перед Гарри словно была картина художника, корпевшего над последней работой. Всю тоску по уходящей жизни он выплеснул на холст.