От шепчущего голоса и темного взгляда становилось жутко. В углах просторного чертога закопошились тени, неуловимые, исчезающие, стоило только впрямую глянуть на них. Пламя в светильниках вытянулось к потолку и, потрескивая, начало гаснуть. Под ногами прошелестел ледяной, стылый ветер. Хотелось вскочить, перевернув стол, и бежать, бежать отсюда без оглядки.

— Локи, — тихо, но твердо окликнула Сигюн.

Наваждение схлынуло. Локи потряс головой, круговым движением пальцев потер виски, отхлебнул из кубка.

— Нет, нет и нет, — повторил он. — Эта сделка из тех, которые даже я не рискну нарушать. Дети… дети — это то немногое, что у меня осталось. Их не трогают, пока они не напоминают о себе. Пока сидят тихо и ни во что не встревают. Ведь даже ты наверняка слыхал, что такое мои детки.

Бальдр молча кивнул. Как не знать. Все в Асгарде слышали о грозном пророчестве старой вёльвы.

— Но предположим, — Локи переглянулся с Сигюн, явно преисполнившейся сочувствия к Бальдру, — только предположим, что тебе удалось меня убедить. Мы доберемся до границ Нифльхеля… и что дальше? Мост через Гьёлль нам не перейти. Его вообще никому не перейти, только душам умерших смертных. Ни я, ни ты при всем желании за такую душу не сойдем, а ссориться с Модгуд и тягаться с ней в бою мне совершенно не хочется.

— Но Хель могла бы выйти к другому концу моста, — робко заикнулся Бальдр.

— И что? — Локи сумрачно вперился в молодого аса пристальным взором. — Вот она приходит. Вот торчишь ты, весь такой из себя, весна во плоти. Ты — тут, она — там. Тебе не попасть туда. Ей не выйти оттуда. Судя по твой жалостной висе, ты пришелся ей по душе. Ей и так нелегко приходится, моей бедной безумной девочке… так зачем лишний раз дразнить ее несбыточным? Ты ведь не сможешь всю оставшуюся жизнь сидеть на берегу Гьёлль и перекликаться с ней. Рано или поздно ты уйдешь, она останется. С разбитым сердцем, между прочим. Я не желаю ей такой участи. Я не поеду в Нифльхейм… и ты тоже, если и вправду желаешь ей добра.

— Тогда я пойду к Всеотцу, — прежде этот выход казался Бальдру сущим безумием, но сейчас… Отчего бы и нет, ему ведь больше нечего терять! — И попрошу разрешения жениться на твоей дочери.

Локи поперхнулся элем. Сигюн ойкнула и поднесла руку ко рту. Бальдр мог по праву гордиться тем, что совершил невозможное — поразил бога обмана.

— Ты серьезно? — выкашлял Локи.

— Более чем. Отец, матушка и братья давно наседают на меня с намеками, что пора выбирать невесту и засылать сватов. Вот я и отыскал ту девушку, которая мне по душе.

— Ну что прикажешь с ним делать? — Локи обернулся, взывая к жене о помощи. — Убить сразу, чтобы не мучился? Превратить во что-нибудь тихое и безобидное?

— Бальдр, то, о чем ты говоришь, невозможно, — развела руками Сигюн. — Твои родители никогда не дадут согласия на подобный брак. Ты — ас. Хель — великанша ётунской и тролльской кровей…

— Йоред и Грида тоже были великаншами из Ётунхейма. Это не помешало моему отцу сделать им детей — которые сейчас признаны законными отпрысками и живут в Асгарде, — запальчиво напомнил Бальдр. Локи скривился, будто надкусил кислое яблоко:

— Один не заключал с этими дамами законных браков — это раз. Они не были полупомешанными чародейками, болтающими с мертвецами, и дочерями не самого любимого в Асгарде мужа женовидного — это два. И, мальчик мой, когда я называю Хель безрассудной, я знаю, о чем говорю. Она именно такова. Мой тебе совет, — голос Локи звучал сочувственно и проникновенно, — забудь все, как страшный сон. Не пиши ей больше. Отыщи себе хорошую, обычную девушку, тебе это не составит труда. Женись, заведи дом и детишек, сражайся с великанами или пробуждай мир к жизни… Выкини из головы любые мысли о Хель. Твое здоровье, Бальдр, — он как-то слишком быстро опрокинул кубок и добавил: — Не нужно больше говорить об этом. Мое решение пребудет неизменным.

Оставалось только поблагодарить хозяев за радушие и убираться прочь.

Бальдр все же обратился к отцу со своей просьбой. Он был готов к отцовскому гневу и материнским упрекам, к обидному смеху старшего брата и всеобщему недоумению, но исход его беседы с Одином вышел совсем другим. Мать всплакнула. Тор уважительно протянул: «Эк тебя…». Один холодно и спокойно растолковал сыну: подобное желание есть всего лишь блажь неопытного юнца. Видно, у Бальдра появилось слишком много свободного времени, которое он тратит на пустые мечтания. С этого дня Бальдру надлежит присоединиться к отряду Тора и вносить свой вклад в охрану границ Асгарда. Если Бальдр еще раз заикнется о своей ужасающей тяге к королеве мертвецов, он сполна познает всю тяжесть родительского гнева.

Довершением бедствий стало послание от Хель. Коротенькое, в несколько слов. Хель благодарила за все и просила больше никогда не писать ей. Буквы казалась не написанными, но вырубленными ударами меча на пергаменте, так яростно Хель нажимала на перо. Должно быть, Локи каким-то образом известил дочь о беседе с Бальдром — и Хель решила положить конец юношеским привязанностям.

Ястреб, несколько десятилетий преодолевавший путь из Асгарда в Нифльхейм, испустил протяжный клекот и упал замертво. Заклятие, наделившее птицу подобием жизни, развеялось. У ног Бальдра валялся неприглядный истлевший трупик с провалившимся глазницами и скрюченными когтями. Хель обрубила связующую нить, лишив Бальдра возможности отправить в Нифльхейм прощальное письмо.