– Белым-бело все было, белым-бело; корабли, белые, как призраки, сталкивались прямо посреди Темзы.

Грендель лежал, растянувшись, на диване; Мартин, ссутулившись, сидел на трехногом табурете и грыз ногти; а миссис Мак, которую я разглядела последней, уютно устроилась у камина в кресле с большим подголовником. Вечерами она уже давно занималась шитьем, причем свою работу никому не показывала, а если кто-то начинал проявлять любопытство, она тут же советовала: «Найди себе дело, пока я тебе его не нашла». Рукоделие, как я видела из-за двери, и теперь лежало у нее на коленях.

Тут я, наверное, слишком сильно надавила на дверь, потому что она громко заскрипела и открылась.

– Ага, вот и ты, – сказала миссис Мак, быстро переглянувшись с Капитаном и Мартином. – Ох уж мне эти маленькие кувшинчики с большими ушками. – Она еще раз воткнула в рукоделие иголку, с торжествующим видом, зубами перекусила нитку и закрепила конец. – Ну давай, иди сюда, мы на тебя поглядим.

Я поспешно подошла; миссис Мак развернула то, что лежало у нее на коленях, встряхнула им в воздухе, и я увидела платье. Таких нарядных платьев я не носила с детства, выросши из тех, которые заботливо штопала и починяла моя мать, пока была жива.

– Так, девочка, повернись-ка и подними руки. Посмотрим, как оно сидит.

Миссис Мак расстегнула пуговицы на спине платья и через голову стянула его с меня. В комнате было не холодно, но я вся вздрогнула, когда новый красивый наряд скользнул по моим рукам и лег мне на плечи.

Я не понимала, что происходит, чем я заслужила такой экстравагантный и прекрасный подарок, но я знала свое место и ни о чем не спрашивала. Крошечные пуговки-жемчужинки змеились по моей спине от пояса до самой шеи, широкий кушак из бледно-голубого атласа мягко обнял талию.

Миссис Мак долго пыхтела за моей спиной, добиваясь полной гармонии, и то и дело обдавала меня своим влажным, тяжелым дыханием. Наконец она закончила, развернула меня лицом к себе и спросила, обращаясь ко всем присутствующим:

– Ну?

– Ну что ж, она хорошенькая малютка, – прокаркал Капитан, не выпуская изо рта трубки. – И голосок сладкий, что конфетка, – да, таких у нас еще не было. Настоящая маленькая леди.

– Нет, пока не совсем настоящая, – услышала я довольный голос миссис Мак. – Но мы ее отполируем: пара уроков этикета да несколько локонов, и будет леди что надо. Ну разве она не картинка, Мартин?

Взгляд Мартина я выдержала, хотя мне и не понравилось, как он на меня пялился.

– Ну, как тебе карманы? – спросила миссис Мак. – Карманы-то нашла?

Мои ладони скользнули по боковым складкам юбки вниз и нащупали две прорези. Карманы оказались глубокими – чтобы достать до дна, пришлось засунуть туда всю руку целиком. Ощущение было такое, будто к платью изнутри пришили два мешка.

Я очень удивилась, но, очевидно, так было нужно, потому что миссис Мак рассмеялась каркающим смехом и переглянулась с остальными.

– Вот и хорошо, – сказала она и облизнулась, как кошка, поймавшая птичку. – Теперь-то вы поняли? А?

– Теперь, конечно, да, – отозвался Капитан. – Отличная работа. Прекрасно, миссис Мак. Настоящая куколка: глядя на нее, никто ничего не заподозрит. Я предсказываю большую добычу. Разве найдется бессердечный человек, который откажется проводить заблудившуюся малютку до дома?

Наконец-то гость пошевелился.

По-моему, это первый из моих посетителей, кому так не хочется вставать и начинать новый день. Джульетта отлеживалась в постели до последнего, пока ее дети, которые уже встали и носились по всему дому, не являлись за ней и чуть не силком стаскивали ее с кровати, – но и она вставала с большей охотой.

Встану-ка я поближе к изголовью и посмотрю, как он себя поведет. Пора уже узнать. Одни гости – бесчувственные, я задеваю их, проходя мимо, а они и ухом не ведут. Другие, наоборот, чувствуют меня сами, без подсказки, как мой маленький друг, тот, что жил здесь во времена бомб и самолетов. Он был так похож на Бледного Джо.

Итак, попробуем. Сейчас я медленно, не спеша, подойду к изголовью и посмотрю, что будет.

И вот что я вижу.

Он вздрагивает, хмурится и вылезает из постели с таким видом, будто готов заколотить окно досками, – видимо, винит во всем сквозняк.

Чувствительный. Это хорошо, что я выяснила; буду с ним осторожнее.

То есть это, конечно, усложнит мне задачу, но в то же время я рада. Вечное мое тщеславие. Люблю, когда на меня обращают внимание.

Он вынимает из ушей беруши, которые всегда вставляет, ложась спать, и идет в ванную.

Фото двух маленьких девочек стоит теперь там, на полочке над раковиной, и он, закончив с бритьем, не уходит, а берет снимок и долго на него смотрит. За выражение, которое появляется тогда на его лице, я бы простила ему все что угодно.